– Корни, он истекает кровью, – Кайя снова закашлялась. – Что ты сделал? Легкие просто горят.

Корни начал подниматься, собираясь все ей объяснить, но…

– Проклинаю тебя. – Выдавил фейри, повернувшись, и плюнул кровью ему в лицо. Алые брызги поползли по щеке подобно слезам. – Да увянет все, чего коснутся твои пальцы.

Корни отшатнулся, и в этот момент рука его коснулась стены. Краска под пальцами мгновенно потемнела и осыпалась. Замерев, он уставился на свою ладонь. Знакомые линии, бороздки и мозоли, казалось, двигались, составляя новый, ужасающий рисунок.

– Ну же, идем! – Кайя схватила Корни за рукав куртки и потянула к двери.

Металл дверной ручки потускнел от прикосновения его ладони.

Ад в нас самих,

Ад в одиночестве.

Т. С. Элиот

Фавн с окровавленными когтями низко поклонился перед троном Ройбена. Сегодня здесь собрались вассалы короля, чтобы рассказать о своих деяниях во славу короны, завоевать покровительство короля, получить от него лучшие задания.

Взглянув на огромное сборище, Ройбен с трудом подавил панику. Он так крепко сжал подлокотники своего трона, что точеное дерево заскрипело.

– Во имя вас, – сказал фавн, – я убил семерых своих братьев.

Фавн вытряхнул на землю содержимое принесенного мешка.

– Зачем? – изумился Ройбен, и взгляд его упал на разрубленные копыта, почерневшие от запекшейся крови. Известняк, покрывающий пол зала для аудиенций, уже давно лишился свежести, но дар фавна добавил свежих кровавых пятен.

Фавн пожал плечами. В шерсти на его козлиных ногах запутались ветви ежевики.

– Леди Никневин всегда радовали такие подношения. Я лишь старался завоевать ваше расположение.

Ройбен на мгновение закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь сохранять отстраненность.

– Правильно. Великолепно.

И повернулся к следующему посетителю. Хрупкий парнишка-фейри с черными, как смоль, крылышками присел в реверансе.

– Рад сообщить, – произнес он мягким подрагивающим голоском, – что погубил почти дюжину смертных детей, сбросив их с крыш навстречу смерти.

– Понятно, – сказал Ройбен сдержанно.

На мгновение он испугался того, что может сделать. Он подумал о Кайе и что она сказала бы обо всем этом; представил, как она стоит на крыше в одной майке и нижнем белье, в котором любила спать, сонно покачиваясь на самом краю.

– Во имя меня? Мне кажется, вы сделали это исключительно ради собственного удовольствия. Возможно, теперь, когда началась война, вам удастся найти для того, чтобы мучить, существ не столь невинных, как дети.

– Как велит мой господин, – ответил, хмурясь, крылатый фейри у его ног.

Вперед вышел маленький сгорбленный хоб. Скрюченными пальцами он развернул кусок отвратительной ткани и расстелил ее на полу.

– Я убил тысячу мышей и сплел коврик из их хвостов. Приношу этот дар как дань уважения вашему великолепию!

Впервые Ройбена хоть что-то повеселило на этой церемонии. Он прикусил щеку, сдерживая смех.

– Мышей? – переспросил он, взглянув на своего камергера. Руддлз изогнул бровь.

– Мышей! – ответил хоб, гордо выпятив грудь.

– Это достойное деяние, – произнес Ройбен. Слуги свернули коврик, а довольный собой хоб удалился.

Силки низко поклонилась. Ее крошечное тело прикрывали лишь длинные шелковистые волосы.

– Я навела порчу на виноградники, и все лозы увяли, почернев и налившись ядом. Вино из сока их ягод ожесточит сердца людей.

– Да, ведь сердца людей еще недостаточно жестоки, – иронично заметил Ройбен. Прозвучало совсем по-человечески. Ему не составляло труда догадаться, где он набрался этих фраз.

Но силки, казалось, не заметила иронии в его голосе. Она улыбнулась так, словно он одарил ее величайшей похвалой.