Снова сообщение. Энца не глядя пометила прочитанным. Удалять всю цепочку не хотела — иногда перечитывала, пытаясь понять. Она уже не отвечала ничего, потому что даже многократно обдуманные и, может быть, излишне вежливые попытки объяснения толковались против нее. Любое слово оборачивалось наизнанку, и каждое ответное сообщение еще больше ранило Энцу.

Энца уже давно знала, кто это. У нее почти сразу появилась догадка — и девушка тайком стащила телефон у Джека, чтобы проверить ее. Номер совпал — у Джека он был забит как Эли.

А вот смысла не было. Никакого. Впрочем, нет, догадки — и очень глупые, притянутые за уши, как сказал бы Джек, появлялись. Из-за ревности: может быть, Эли отчего-то считает ее соперницей, причем настоящей, из тех, что хитростью отбивают чужих мужчин для удовольствия. А выразить свое горе иначе Эли не может, посылает эти сообщения. Может, у Эли… какие-то проблемы? Она казалась вполне здравомыслящей женщиной, да и по рассказам Джека тоже ничего дурного не было. Хотя в последнее время Джек мало о ней говорил, сокрушался только пару раз, что у него все никак не получается стихотворение, которое просила Эли.

И… последнее время они с Джеком вообще почти не разговаривали. Дежурства в Птичьем павильоне отменили, Яков посчитал, что для наказания уже достаточно, на выездах часто с ними бывал кто-то из отдела, так что разговор был общим.

Сейчас тоже — Джек рассеянно спросил, как там у нее в общаге, понимающе хмыкнул, когда она ответила, что нормально, и они замолчали. Унро тоже о чем-то задумался, потом подскочил и понесся звонить матери: докладывался каждый вечер, что день прошел, а с ним, Унро, все в порядке.

Напарники посмеялись над юношей, а потом Энца тоже вышла — в туалет. Телефон она забыла рядом с кружкой и, вернувшись, обнаружила его в руках Джека.

— Давно это? — напряженно спросил Джек.

Энца сузила глаза, чувствуя непонятный тяжелый страх под ложечкой.

— Ты… почему мой телефон берешь? — трусливо возмутилась она.

И уже знала, что именно он увидел.

Наверно, пока ее не было, снова пришло сообщение: на экране выпрыгивал пузырь с текстом, и Джек мог случайно его прочесть… вот ведь дура, надо было телефон с собой брать...

— Я спрашиваю, давно это? — повысил голос Джек, и Энца поняла, что тот в бешенстве.

Это совсем выбило ее из колеи: по-настоящему злой Джек выглядел страшным.

— Это... не твое дело, — процедила она, сжимаясь в комок. — Ты вообще не должен был туда лезть.

— Это мое дело, дура! — заорал он. — Ты что, вообще с ума сошла? Почему ты мне это раньше не показала?

— А что бы ты сделал? — крикнула она в ответ, отстраненно поражаясь самой себе. — Тебе что, не все равно?

— Да твою ж мать...

Она уже видела такое лицо у Джека — в кресле у Винни, в лабораториях. Злое и полное сдерживаемой боли.

— Я ни в чем не виновата, — заявила она, чувствуя уже, как подступают слезы и дрожит голос. — Не хотела я никуда лезть и ссорить вас. Я с ней не ругалась, ты же видел, если все прочитал. Я не виновата и ничего такого не думала...

— Разве в этом проблема, идиотка?

Энца только открыла рот, чтобы ответить, как дверь скрипнула. Они оба обернулись, мгновенно теряя запал, но это был всего лишь Унро.

— Что случилось? — удивился он. — Энца, ты чего, плачешь?

Девушка замотала головой и сбежала из комнаты, а Джек поспешил следом, оттеснив Унро к стене.

В этот раз флигель выкинул свою очередную шутку: вместо коридора они оказались в темном подвальном помещении архива, но пронеслись еще несколько шагов, прежде чем поняли это. Энца шепотом выругалась: Леди Гарброу могли уже запереть архив на ночь, но Джеку не было дела.