Ощущение мореплавателя, который после шторма и потери корабля балансирует на деревянном щите под звездным небом. В ожидании, что плот принесет его к райскому острову, где счастливая и прекрасная жизнь. Но принесет ли?
– Ты счастлива?
– Да, – и я сказала правду. Прежде всего самой себе.
– Я счастлив. Безумно, – не дожидаясь вопроса, ответил Миша.
– Счастье – это…
– Не трать слова. Помнишь, они ограничены? – засмеялся он и обнял меня еще крепче.
Счастье – это безусловная любовь, искренняя радость и неповторимое удовольствие. Я была самой счастливой в это мгновение. Здесь и сейчас.
«Возможно, это только мое такое счастье» – улыбнулась я про себя и прижалась еще крепче к его горячему телу.
– Позволишь? – спросил Миша перед тем, как уйти.
– Нет, – я понимала, что прощаться будет больно.
– Я очень рад был нашей встрече. До свидания.
– Миша…
Он повернул ко мне руку с красивой татуировкой.
– Когда у меня закончатся слова… читай по буквам: ты мой наркотик!
Миша ушел. А я пошла собирать вещи.
Мне не было стыдно. Ни перед Мишей. Ни перед его женой. Ни перед самой собой. Я была счастлива.
«Последний русский…» почему-то мне вспомнились «Гардемарины, вперед» и я улыбнулась.
Утром я улетела в Испанию.
Потому что контракт.
Потому что так надо.
Потому что так – все понятно.
Чужое платье
Сине зеленая мутная вода обнимала торчащие глыбы и наряжала их в грязно-белые жабо, будто смеялась над ними и убегала дальше по течению, где срывалась в пропасть и с шумом разбивалась о скалы.
Мы сидели на берегу этой странной чужой реки.
Местные жители говорили, что она помогает излечить душевные болезни. И действует, как анальгетик для разбитого в хлам сердца.
Милена сказала, что мне это очень надо.
Я смотрела на бурлящие потоки и запивала запах тины кальвадосом.
Не люблю крепкие напитки, особенно кальвадос.
Но другого не было. А лечение мутной рекой вызывало острую боль, которую надо было чем-то глушить.
И я ее заливала кальвадосом словно зеленкой.
– Сейчас будет полегче. Потерпи, – она улыбнулась мне и снова отвернулась.
– Почему снова так? Я же…
– Так бывает. И у меня так было. Все проходит, чудесная моя. Посмотри. Там. На том берегу растут абрикосовые деревья и на них красивые плоды. Вкусные и сочные. Если мы переберемся туда, то сможем их попробовать, – Милена показала рукой в сторону небольшой рощи.
– Но, как нам перебраться через эту вонючку? Это невозможно, – я посмотрела на нее, как на сумасшедшую.
– Я помню свое белое платье. С кружевными прозрачными вставками на груди. С легкой летящей юбкой и щекочущим ощущением близкого счастья. Платье было прекрасно и отражало мою душу: чистую и вдохновленную. Но так случилось, что на него плеснули горчичным соусом для картошки фри. Намеренно или случайно уже не важно, когда твоя красота испорчена и хочется плакать. Горько так стало. Но в один момент или не в один, а в тысячи слившихся в один – я сняла это испачканное платье и без сожаления выкинула. И голая. Голая пошла дальше. С каждым шагом обретая себя и свою силу. Кто-то осуждал. Кто-то жалел. Кто-то ругал. Кто-то восхищался. Кто-то предлагал новое платье. Но мне не нужны стали чужие платья. Я прекрасна нагая. Цельная. Красивущая. И никто теперь не сможет испачкать мою одежду, потому что ее нет. Понимаешь? – она встала и тряхнула волосами.
Они рассыпались по ее плечам светлыми волнами.
Ее платье лежало на берегу. Она смотрела на меня своими жгучими глазами и приглашала присоединиться.
– Давай же…
Я медленно, с оглядкой по сторонам, стянула с себя юбку и рубашку. Потом остальные вещи оказались в общей массе разноцветных тканей.