Лёдя переходит на международный язык жестов: он изображает силача с гирями, делает сальто, становится на четвереньки и лает, как собачки Любаши. Теперь уже татары переглядываются с тревогой. Один седобородый сочувственно качает головой и что-то сообщает другим мужчинам.

Но мальчик, который все терся у сапога седобородого деда, звонко кричит:

– Нет, ата, он не больной, он спрашивает про артистов! – И сообщает Лёде: – Артисты вчера здесь были… Такой сильный батыр и красивая хатын!

Седобородый гладит смышленого внука по головке и тоже обращается к Лёде на ломаном русском:

– Ты хатеть… арытысты?

– Да! Да! Артисты! Цирк! – радуется Лёдя.

– Арытысты – ек… нету… уехать арытысты… ёк.

– А куда поехали? В какую сторону? Покажите!

Седобородый непонимающе пожимает плечами. Но опять выручает мальчишка:

– Они сказали – поехали в Затоку.

– Затока? Точно?

– Заток, Заток, – подтверждает седобородый. – Мой сын ехать… туда… завытыра.

– Пусть возьмет меня! – умоляет Лёдя.

– Тебя? – Седобородый прищуривается. – А ты рука-нога работать?

Лёдя, обливаясь потом, грузит мешки на арбу, у которой прогуливается, похлопывая кнутом по своему сапогу, молодой татарин.

Когда мешки погружены, татарин залезает на место возчика и указывает кнутом Лёде на кучу мешков. Лёдя взбирается на вершину кучи и, обессиленный, падает, раскинув руки и глядя в небо.

Седобородый отец что-то строго приказывает сыну, тот почтительно отвечает, прикладывая ладонь к груди. Наконец седобородый машет рукой, молодой стегает кнутом лошадей, и арба отправляется в путь.

На площади села Затока разбит шатер цирка Бороданова. На раусе, где прежде зазывал публику Лёдя, теперь работает зазывалой Любаша. Делает она это не так темпераментно, как Лёдя, но зато по-своему очаровательно:

– Уважаемые зрители! Дяди, тети и родители! Дедушки, бабушки и детишки-лапушки! Наши артисты чудно хороши! Заходите, посмотрите – отдых для души!

На площади появляется Лёдя. И замирает при виде циркового шатра. Потом медленно, нерешительно приближается к нему. Стоит и взволнованно смотрит на Любашу.

Почувствовав его взгляд, девушка оборачивается и радостно бросается ему на шею:

– Лёдька! Ты нашел нас! А я скучала!

Позади них раздается голос Бороданова:

– И долго будем обжиматься?

Молодые люди испуганно отшатываются друг от друга. Лёдя виновато и умоляюще смотрит на хозяина цирка. Бороданов глядит на него в упор. И строго повторяет:

– Долго будем обжиматься? А кто за тебя, паразита, работать будет!

– Я буду работать! Я! – кричит счастливый Лёдя

От избытка чувств он делает колесо на руках – одно, второе, третье – и так удаляется к служебному входу цирка. Бороданов и Любаша с улыбкой глядят ему вслед.

И не замечают силача Якова, провожающего Лёдю взглядом, не сулящим ничего хорошего.

Любаша перед установленным на ящике зеркалом взбивает золотистые локоны, борясь с одной непокорной прядью, никак не желающей укладываться на лбу.

Лёдя – в огненно-рыжем клоунском парике – вышагивает туда-сюда за ее спиной, и пламенно фантазирует. Он рассказывает девушке про сон, который снился ему под дождем на морском берегу. Про то, как они летали вдвоем на трапеции под самым куполом – красивые, нарядные и сильные. И про то, что они с ней обязательно сделают этот номер не во сне, а наяву – под куполом большого настоящего цирка.

Любаша, продолжая борьбу с локоном, лишь тихо улыбается: сон все это, фантазия, сказка… Но Лёдя не сдается: сон непременно станет явью, если только сильно верить, если только очень стараться, если стремиться к этому и быть всегда вместе…

Любаша, почуяв, что разговор сворачивает с темы высокого циркового искусства в сторону сложных личных отношений, машет рукой на непокорную прядь и освобождает Лёде место у зеркала – пусть гримируется, а то опоздает на выход.