Князь Мстислав выхватил из ножен меч и взмахнул им над головой. Видно, хмель ему ударил в голову, он покачнулся, и если бы не вовремя подставленное плечо Александра Глебовича – лежать бы победителю посреди шатра. Мстислав Удалой спрятал оружие в ножны и выкрикнул:

– Ничего, братья! Славы на всех хватит! Завтра соберемся в один кулак и погоним этих поганых по степи, как ветер колючку.

Только после третьей или четвертой чаши медовухи Александр Глебович спросил у хозяина о плененном им командире монгольского отряда. Мстислав отдал приказ, и в шатер привели Гемибека.

Монгольский полководец был ранен. Вся левая сторона его головы была в запекшейся крови, а в правом плече кровоточила сквозная рана, оставленная, видимо, половецкой стрелой.

– Его сначала подстрелили из лука, выбили из седла, ну а потом уже добавили кистенем[52], – хвастливо сказал Мстислав. – Так бы ни в жисть не взяли, уж больно верткий.

С этими словами князь Галицкий подошел к пленному и протянул тому чашу с вином. Гемибек, словно не замечая князя, безучастно смотрел перед собой. По всему было видно, что полученные в бою раны доставляли ему боль, но монгол из последних сил старался удержаться на ногах и не упасть к ногам русского князя.

– Гордый значит, – Мстислав Удалой медленно выпил вино из чаши и вытер мокрые губы рукавом кафтана. Александр Глебович заметил, как при этом губы пленника дрогнули в презрительной улыбке. Заметил эту улыбку и Мстислав. Он повернулся в сторону своего тестя, половецкого хана Котяна, и сказал:

– Хан, я хочу тебе сделать подарок. Отныне этот монгол твой. Делай с ним что хочешь, только запомни – сделай так, чтобы он больше никогда не улыбался.

Котян расплылся в довольной улыбке и трижды хлопнул в ладоши. Вбежавшие в шатер слуги хана повели Гемибека к выходу. При этом пленный, как и прежде, оставался спокойным. Казалось, все, что происходит вокруг, не имеет к нему никакого отношения. Перед тем как покинуть шатер, монгол обернулся, обвел всех внимательным взглядом. Его губы тронула легкая усмешка.

Князь Дубровицкий прислушался к словам своего юродивого. Дурак дураком, а песни поет такие, что мозги от них завязываются в тугой узел и голова начинает гудеть, как церковный колокол по праздникам. Словно услышав, о чем думает князь, юродивый, который шел рядом с лошадью хозяина, поднял голову и улыбнулся.

– Чего лыбишься, убогий? – беззлобно сказал князь. – Допоешься ты у меня – посажу на кол, как пить дать, посажу.

Александр Глебович уже и не помнил, откуда взялся этот Плошка. Беззлобный, всегда улыбчивый дурачок пришелся ко двору – сначала как заведенный носил воду на кухню, потом стал в подспорье княжеским конюхам, а со временем начал прислуживать на княжеских пирушках. Гостям князя нравились рожи, которые строил им Плошка. Они бросали в него обглоданные кости, заставляли ездить верхом на большом хряке и петь похабные частушки. Когда князь со своей дружиной выступил в поход, Плошка увязался за ними. Он сплел себе из лыка новые лапти, подпоясал рваные портки веревкой и прицепил к ней деревянный меч, который ему вырезал из поломанного весла кто-то из дружинников.

Вот и сейчас, выхватив свой «меч», Плошка бросился вдогонку за большой птицей, с шумом вылетевшей из своего гнезда. Проводив ее взглядом, князь осмотрелся. Бескрайняя степь, словно водная гладь, окружила дружину князя. Легкий майский ветерок трогал верхушки ковыль-травы, отчего та колыхалась и бурлила, словно морская пена во время прибоя. Зеленая сочная трава доходила дружинникам до колен, а местами и по самый пояс. Из-под копыт лошадей то и дело срывались зайцы, лисы и волки. Что уже говорить о птицах! Дрофы, тетерева, кулики и куропатки сотнями поднимались в небо, потревоженные всадниками и пешими дружинниками. Воеводе Петеле пришлось даже распорядиться, чтобы те не тратили на них попусту стрелы. Таких просторов Александру Глебовичу, который родился и вырос среди турово-пинских болот, видеть еще не приходилось. Оглядываясь вокруг и не видя перед собой привычных взгляду лесов, глубоких падей и болот, укрытых толстым слоем мха и морошки, князь чувствовал себя стоящим голым посреди подворья.