Слегка очерченная нами свобода, которой успели добиться гречанки, была несовместима с патриархальными семейными порядками, а общественное значение, приобретенное женщиной в лице гетеры, шло в разрез с господствовавшими до тех пор унизительными воззрениями на женский пол. Борьба, веденная женщиной, имела такие осязательные результаты, которые ясно указывали на необходимость семейных и социальных реформ, и величайший из греческих мыслителей, Платон, в своем проекте о рациональном устройстве республики, является отцом великой идеи женской эмансипации. Хотя он и не мог освободиться от античной теории, всецело подчинявшей отдельную личность государству, но в то же время он учит, что женская природа одинакова с мужской, что женщины поэтому способны к умственной и гражданской деятельности наравне с мужчинами, и поэтому их не следует устранять ни от занятий науками, ни от участия в государственных делах. Идея Платона осталась только мечтой благородного мыслителя, и Элладе не суждено было видеть ее полного осуществления. Но последние эпохи греческой истории, ознаменованные проникновением женщины в разные сферы умственной и общественной деятельности, все-таки значительно подняли ее в глазах передовых людей тех времен. Прежде женщина ценилась только за покорность, домовитость и красоту, а греческая любовь, по справедливому замечанию Клемма, имела исключительно чувственный характер; с успехами же нравственного развития и относительной эмансипации гречанок, воззрения на любовь радикально изменяются. От женщины требуются не только красота и искусство услаждать ею мужчину, но и нравственные совершенства и развитость ума. Еще Ксенофонт поставил себе целью защищать превосходство красоты нравственной перед телесной, и, восставая против роскоши, изнеженности, расточительности, он порицает греческий обычай, по которому развитие физических сил предпочиталось умственному, игры атлетов – философии. Вместе с этим развивалось и уважение к женщинам. Александр Македонский обращался даже с женами побежденных персов с такой рыцарской деликатностью и так увлекал собой персиянок, что мать Дария, пережившая смерть своего сына, с горя об умершем Александре лишила себя жизни.

Глава X

Римское семейство. Патриции, плебеи, иностранцы. Постепенное реформирование семейства


Как во всякой первичной цивилизации, так и в римской семья была социальной единицей, а представитель и неограниченный владыка ее, отец, единственным из всех домочадцев полноправным гражданином. Подчиненный член семейства был не лицом, а вещью, и судьба его всецело зависела от произвола домовладыки. Та же частная власть римского гражданина, которой подчинялись все вещи, составлявшие его имущество в собственном смысле, господствовала в лице его над подчиненными ему членами семейства и эксплуатировала их в денежном отношении в свою пользу. Он распоряжался своим семейством так же, как и своим имуществом. Такое приравнение домочадцев к имуществу особенно резко выразилось «в завещании с медью и весами»; здесь наследник назывался «покупателем семейства» и в обыкновенной форме купли приобретал от наследодателя семейство с его имуществом. Отец женил сына, выдавал замуж дочь; бесконтрольно распоряжался работами и имуществом домочадцев, мог заключать их в тюрьму, заковывать в кандалы, наказывать плетьми и розгами, продавать и казнить смертью. Этим правом жизни и смерти отцы пользовались как над малолетними, так и над взрослыми детьми. Впрочем, уже в самые первые времена римской истории мы видим некоторое ограничение родительского деспотизма в институте семейного совета, который составлялся из родственников и созвание которого было обязательно для отца при обсуждении важнейших семейных дел, хотя этот совет и не имел никакого другого значения, кроме совещательного. Правда, что при столь громадных правах отец семейства отвечал за преступления своего сына и своего раба, но он мог и отделаться от ответственности, выдав преступника с головой. На совершенную бесправность семейства относительно домовладыки указывает и то обстоятельство, что связью, соединявшей древнеримское, как и всякое другое, патриархальное семейство, было не когнатное родство, не единство происхождения от одной брачной пары, но родство агнатное, основанием которого служит не брак отца или матери, а власть отца. Агнатическими узами связаны между собой все те лица, которые или состоят или состояли или могли состоять под одной и той же отеческой властью. Где начинается эта власть, там начинается и родство, где прекращается она, там прекращается и родство. Чужой усыновленник – родственник семьи, а эмансипированный сын теряет все права агнатства. Дети замужней женщины, подчиненные власти не отца ее, а мужа, не суть родственники ее родителей. Сама же женщина вступала в агнатное родство со своим мужем только потому, что он приобретал власть над ней не как супруг, а как отец, и она становилась его дочерью (filiæ loco) и фиктивной сестрой своих собственных детей. На основании той же отеческой власти и раб был членом семейства, подобным сыну; в известных случаях он мог быть даже наследником своего господина. После падения материнского права и для утверждения отеческой власти такая организация семейства была настоятельной необходимостью. «Если бы, – говорит Мэн, – люди считались родственниками родни своей матери, – как это было в эпоху материнства, – то вышло бы, что одно лицо должно подчиняться двум разным отеческим властям. И пока семейство было государством в государстве, пока оно управлялось своими собственными институциями, источником которых был отец, до тех пор ограничение родства пределами агнатства было необходимо во избежание столкновений законов на домашнем форуме». В объединенной посредством отеческой власти семье царило полное тождество индивидуумов, все домочадцы составляли одно юридическое лицо, полным представителем которого служил отец. Семейная корпорация считалась бессмертной, и путем наследства отец передавал своему преемнику не только всю совокупность своих прав и обязанностей (universitas juris), но даже поручал ему быть выразителем и продолжателем своих нравственных принципов. Как у всех народов, так и у римлян наследство было тесным образом связано с домашним культом. Во времена глубокой древности, в так называемый пеласгический период, греки хоронили покойников в своих жилищах. То же было и в Риме, где погребение умерших в домах запрещено было только законодательством XII таблиц. Таким образом, умерший домовладыка, сокрытый в доме, продолжал жить в семействе и влиять на него. Из домовладыки-человека он превращался в домовладыку-бога, становился