Чем более мужчина утверждает и расширяет свою власть над женщиной, тем более последняя падает в его мнении и делается существом отверженным, как чужестранка и непослушная рабыня. Известные физиологические выделения заставляют считать женщину существом нечистым, поганым. У большинства народов родины считаются осквернительными, и родильницу переводят в особое помещение. Некоторые дикари даже не спят с женами на одной постели, чтобы не опоганиться. При таком презрении к слабому полу муж делается прототипом восточного деспота, а жена – прототипом отверженной касты париев. В Фету, в Африке, каждое утро все жены являются к постели своего мужа, приветствуют, церемониально одевают и моют его как какого-нибудь короля, а затем расходятся. У некоторых народов при заключении брака муж, в знак подчиненности жены, дает ей плюху, бьет ее плетью или заставляет, на коленях стоя, разувать его; последний обычай в ходу между финскими инородцами и, вероятно, от них перенят русскими. У некоторых народов жена не смеет даже сидеть в присутствии мужа без его позволения; а у диких арабов женщина должна унижаться не только перед своим мужем, но и перед каждым чужим мужчиной, при встрече с которым, например, она обязана сходить с верблюда и кланяться. В Видаге негритянки должны преклонять колена и целовать прах – жены перед мужьями, а дочери перед отцами или старшими братьями. Низведенная таким образом на степень животного, принадлежащего мужу, женщина может быть не только убиваема, дарима, продаваема им, но подобно всякой собственности она делается предметом наследования его родственников. Левиратный брак, столь распространенный между нецивилизованными племенами и служащий остатком древней полиандрии, служит одной из наименее возмутительных форм этого наследования, которое доходит до того, что у мпонго, например, сын обязан жениться на вдовах своего отца. Но даже у тех народов, которые успели, по-видимому, совершенно поработить женщин, последние никогда не примиряются окончательно со своим рабским положением. Их реакция проявляется главным образом в болезненной сварливости характера, в семейных сценах, руготне и драках с мужьями, главным же оружием для защиты и нападения ей служит язык. Клаппертон замечает, что никакая власть в мире, даже африканский деспотизм, не в состоянии принудить к молчанию дикарку, особенно разозленную. И не одним языком действует угнетенная женщина, а нередко также ядом и ножом. Бегство от мужа служит ей также одним из главных средств в освобождении из семейной неволи. У негров, индейцев, калмыков, полинезиян, финских племен жена бежит, большей частью, к родителям и почти всегда муж возвращает ее или сам посредством силы, или ее выдают ему родители во избежание раздоров. Иногда, впрочем, такие беглянки успевают освободиться от своих супругов, отдаваясь под покровительство каких-нибудь посторонних людей, например европейских моряков. Случается даже, что женщины вооружаются против своих мужей и действуют заодно с их врагами. Наконец, у многих народов женщина так живо чувствует невыносимую тяжесть своего положения, что прибегает к самоубийству гораздо чаще, чем мужчина, между тем как в цивилизованной жизни – несравненно реже последнего. Австралийские девушки нередко убиваются из одного только страха замужней жизни. У индейцев мужчины очень редко накладывают на себя руки, а девушки, боясь брака, часто вешаются на деревьях, убиваются, бросаясь со скал, топятся в реке или море. Замужние женщины индейцев убивают себя так же гораздо чаще мужчин и истребляют во множестве своих малолетних дочерей, желая, из любви к ним, избавить их от той ужасной судьбы, которая выпадает на долю замужней женщины. Оправдывая сильную распространенность такого детоубийства, индианка на Ориноко говорила одному миссионеру: «Ах, как я жалею, что моя мать не убила меня и тем не избавила от множества страданий, которым я подвергаюсь в жизни. Посмотри, отец, на наше плачевное положение – наши мужья уходят на охоту, и мы тащимся за ними, держа одного ребенка у груди, а другого в корзине. Вернувшись крайне истомленными, мы не можем уснуть в течение целой ночи и приготовляем ужин для мужей; они напиваются, бьют нас, таскают за волосы, топчут ногами… Проведя лет двадцать в таком рабстве, что же мы получаем в награду? Муж берет молодую жену, которая начинает угнетать нас и наших детей…»