Заимка даст взаймы.

Охотник оставлял в избушке для других, приходящих следом, сухие дрова, спички, соль, сухари и мешочек муки.

Так было положено по таежному закону.

Правда, сейчас в тайге уже всё по-другому. Вместо приземистой, словно вросшей в скалу, избушки можешь найти обгорелые бревна и пепелище. Пьяные туристы, в отсутствие фейерверка и петард, устраивали себе прощальный костер.

Но ни туриста, ни беглого зэка в дуссе-алиньской тайге не встретишь. Лагеря давно позакрывали, а зэки побросали свои тачки.

И ушли из бараков.

Напомним, что стоит холодная весна 1956 года.

Точнее – самый конец февраля.

Люди гражданские в поселках и вольняшки – вольнонаемные, что работали в системе Бамлага, часто путали понятие лагерь с лагерным пунктом. Костя давно это понял. Когда-то он работал в Амурском лагере. Управление квартировалось в Свободном, тогда еще поселке. Городом его назовут позже. Парадокс жестокого времени. Город Свободный – столица арестантского края. В ведении Амурского лагеря находилось не менее пяти десятков лагерных пунктов. Лагпункты, они как патроны в обойме. Тяжеленькая и ладная, обойма сама ложится в рукоятку пистолета. А рукоятка в ладонь. Оружие словно прирастает к руке. В обойме подогнанные друг к другу, прижатые тугой пружиной патроны. Готовые к выстрелу.

Только сними предохранитель и нажми курок. Еще отец говорил Косте: «Знаешь, что самое удобное в мире? Оружие… Да хоть то же охотничье ружье возьми! Как будто растет из плеча. Так люди придумали».

Костя, когда уволился из органов и собирался поступать в институт, надежно спрятал свой парабеллум. На задах родительского огорода в Ургале. Смазал солидолом, обернул промасленной ветошью, туго запеленал брезентом и в железном ящичке закопал за баней.

Патроны хранились отдельно, на чердаке.

Почему-то знал Ярков, что пистолет ему еще пригодится. Не закончив первый курс, Костя институт бросил.

Студенческая вольница оказалась не для него, офицера, живущего долгие годы по приказу. Да и староват он был для института. Однокурсники – сосунки, которых он учил стрелять в осоавиахимовских кружках, и преподаватели-демагоги уже не таясь разглагольствовали о сталинских застенках, о лжетеориях в языкознании и обзывали Костю вохряком. А что плохого сделала ВОХРа? Она охраняла преступников и врагов народа. И вот вам пожалуйста – вохряк. Костю, фронтовика и офицера, такое отношение к себе коробило. В отставку он ушел в звании капитана МВД. НКВД упразднили в марте 1946 года. Костя хорошо запомнил ту весну. Он вернулся с войны. Добивал в Прибалтике лесных братьев. Поступил на работу в Амурский лагерь, а потом в управление к начальнику Бамлага Френкелю. Тогда же встретил Сталину Говердовскую, свою любимую. На Дуссе-Алине.

Встретил и потерял. За одну ночь.

Но зато какая это была ночь!

Сталину арестовали по подозрению в связях с японской разведкой и за антисоветскую пропаганду. Косте пришлось давать устные показания на Сталину. Иначе бы сам не выжил. Не вступил бы в ряды славных голубых фуражек. А погнали бы чалдона Костю Яркова по этапу.

А что для чалдона страшнее смерти?

Неволя…

В лагере Сталина родила ребенка – мальчика. Потом, рассказывали, ее досрочно освободили. А может, попала под амнистию. Сталин уже умер. Кто-то из общих знакомых по службе на стройке-500 сказал Косте, что мальчишка похож на него, Костю Яркова. Как две капли воды.

Эх, эх!

Домой, на Ургал, после первого курса возвращаться было стыдно. С фронта пришел героем-орденоносцем и в лагере тоже не оплошал. Даже беглых зэков доставал метким выстрелом. Имел благодарности генерала-лейтенанта Френкеля и Почетную грамоту за подписью самого генералиссимуса Сталина. А в институте не смог справиться со сворой