– Это вы написали? – Алина указала на цифры. – Вы их обнаружили?
Перфи кивнул. Как-то очень мимоходом кивнул. Мол, да, было дело, но это всё такие мелочи, что можно и не вспоминать.
Гораздо больше его интересовали сейчас ящики стола. Один из них он даже выдернул целиком и вытряхнул всё содержимое прямо на столешницу. Та сразу стала похожа на нормальное рабочее место, а не на рай перфекциониста.
Алина заинтересованно подошла ближе. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как профессор извлекает за угол из кучи бумаг старую фотокарточку. Мятую, слегка пожелтевшую, но вполне годную для того, чтоб разглядеть изображённых людей. Групповой портрет: шесть человек в официальной одежде выстроились в ряд, и лица у всех были такие торжественно-серьёзные, что бурное воображение сразу же добавило к картинке подпись «Пятилетку за три года».
– Наш отдел, – пояснил Перфи. – Я же не всегда по мирам мотался. Когда-то работал с твоими родителями в лаборатории. Не очень долго, обстоятельства сложились так, что пришлось уйти. Но фото на память осталось. Да что объяснять, сама видишь.
Она действительно видела. Маму узнала сразу же: та была совсем такая, как на фотках из семейного альбома – светлое открытое лицо, озорные ямочки на щеках. Отец стоял рядом с ней, и его тоже сложно было с кем-то спутать, фамильное сходство бросалось в глаза сразу же: глаза, нос, волосы – всё это Алина каждый день наблюдала в зеркале. Да и вживую тоже, у Ракуна. Но если дядюшка был резким, порывистым и крайне непостоянным типом, то от отца веяло спокойствием и уверенностью.
Алина почти не скучала по родителям – сложно всерьёз скучать по людям, которых даже не помнишь. Но иногда тоска по той семье, которой у неё никогда не было, чувствовалась особенно остро.
– Оставь себе, – отмахнулся Перфи, когда девушка спустя несколько минут протянула ему фото.
– Но это же ваше.
– Да брось, меня здесь и не видно почти.
Он был прав. Будущий путешественник, исследователь и профессор выглядел на снимке почти как сейчас, только очки замотаны скотчем и вид такой испуганно-взъерошенный, как у мокрого воробья. Он стоял позади всех, кое-как втиснувшись между хмурым патлатым мужиком и очень крупной, крайне внушительной дамой.
С другой стороны даму подпирал ещё один мужчина: довольно щуплый на вид, но с таким надменно-брезгливым взглядом, словно он делал окружающим одолжение, соглашаясь на коллективное фото. Высокомерный вид этого типа слегка портило родимое пятно на лбу, похожее на растёкшуюся по голове кляксу.
– Забирай, – велел Перфи. – А почему других фотографий нет? Не верю, что ни одной не осталось.
– Если и остались, то только в старом доме, где все раньше жили. Но сейчас его кому-то сдали. Хотя кабинет вроде бы не трогали. Дядя сказал, там всё заперто.
– Но если не трогали, то можно же, наверное, зайти и посмотреть? Ты же ближайшая родственница владельца, почему нет?
– Можно, наверное, – с сомнением протянула Алина. – Но без дяди, честно говоря, немного страшно. А он туда не пойдёт. Да и просить не хочется.
– Ну хочешь, я с тобой схожу, – великодушно предложил Перфи.
Алина кивнула раньше, чем сообразила, на что соглашается. Но с профессором действительно было не страшно. Даже подозрительно не страшно, учитывая, что они только пару часов назад познакомились. И он был такой обаятельный, и симпатичный, и так запросто перешёл на ты…
Кажется, это лёгкое «ты» её и добило. Тот же Долан величал девушку на «вы» с самого момента знакомства и, похоже, изменять своим принципам не собирался. Не то чтоб у них часто случались поводы для общения, но каждый раз, когда доводилось пересечься, добиться от бывшего милита хоть какого-то проявления эмоций было практически невозможно.