«Оцепенение умов в языческих странах непостижимо для того, кто всю свою жизнь прожил в христианской стране», – писал Уильямс своему отцу после своих первых разочаровывающих попыток достичь понимания с китайцами с помощью посланий Бога. «Мы выдали китайцам кредит в надежде (ради) на более индивидуальное мышление (интеллект) и смелость, чем это обычно дается таким невежественным и робким народам», – приходили к выводу редакторы «Чайниз депозитори» в момент обескураженности (С. 69).
У миссионеров-протестантов, впервые столкнувшихся с китайцами, знакомившихся с китайцами, очевидно, было свое сложившееся, принятое в их стране мнение о том, что всем людям, в том числе китайцам, присущи некие общие характеристики, что людей объединяет грамотность и ее уровень, интеллектуальность и рационализм китайцев.
Очевидно, что эти иностранцы начинали свое общение с китайцами, исходя из того, что для человечества в целом, для всех его частей важен уровень грамотности населения, причем под грамотностью подразумевается во всех странах одно и то же. Все люди высоко ценят интеллектуальность. Интеллектуальность у всех народов означает, в частности, одни и те же общечеловеческие нравственные понятия. Точно так же толкуют понятие рациональности, то есть исходят из того, что разумный подход к вопросам, ко всему должен быть тем, что одинаково для всех народов.
При знакомстве с китайцами иностранцам приходилось в прошлом приходить к выводу о том, что и грамотность по-разному понимается и означает разное в Китае и в других странах. И интеллект, представления людей о мире и обо всех проявлениях жизни на Земле также оказываются различными. Наконец, у китайцев имеется свое, отличное от других людей, более того, навязываемое китайцами другим людям представление о «справедливости и рациональности». (В частности, это положение присутствует в позиции Мао Цзэдуна и его последователей по вопросу о границе, о неравноправных договорах во взаимоотношениях с нашей страной; все эти вопросы предполагается решать на основе принципа «справедливости и рациональности», естественно, в понимании и трактовке всего этого исключительно китайской стороной.)
Первые времена, составившие столетия, знакомства иностранцев, в данном случае американцев, с китайцами оказались столкновением фундаментальных представлений, в случае с миссионерами-протестантами – о Боге, об их христианской вере.
Они полагали, что принятие христианства и есть общий путь человечества, общая судьба человечества, общее будущее человечества, и есть восхождение к высшей степени развития человечества.
Оказалось, что в случае с китайцами это не так. Китайцы имели свои представления о грамотности, интеллектуальности и рационализме.
Оказалось, что ум и мышление американцев, с точки зрения миссионеров-протестантов, не принимаются за эталон китайцами. Произошло столкновение умов, представлений об уме, представлений об образе мышления между американцами и китайцами.
Оказалось, что дело не в предубеждениях, а в разных представлениях. Это означало, что каждый стремился оставаться независимым и самостоятельным, и при этом речь шла о равноправии сторон.
Оказалось, что дело не в совместимости, а в понимании существования различий и в необходимости прежде всего найти пути сосуществования, сожительства, а далее искать точки и сферы взаимного понимания, не навязывая своего мнения соседу по планете.
Однако к пониманию необходимости для китайцев и любой части остального человечества исходить из принципов мира, самостоятельности и равноправия предстоял длинный путь, движение по которому далеко не закончено, к приемлемому для всех сторон результату еще не пришли.