В 1850 году в общественных школах Нью-Йорка ученикам предложили написать то, что им известно о Китае. Большинство написали о том, что им стало известно из уроков географии: огромное население, расположение на карте, товары для торговли, но некоторые охарактеризовали китайцев (С. 10). Пять учеников думали, что китайцы нецивилизованны, один счел их высокоцивилизованными и еще один сверхцивилизованными (С. 10–11).

Исторически можно свести представления о китайцах на Западе к двум основным видам. С одной стороны, существует благоприятный образ Китая, которому присущи величие древности и почтенной древней мудрости: это Китай Конфуция, отца Маттео Риччи, Лейбница, Вольтера, Энсона Берлингема, Линь Юйтана и мадам Чан Кайши. Резко контрастирует с этим другой основной образ стагнирующего… полуцивилизованного поля действий… бесчеловечных орд: это Китай Даниэля Дефо, лорда Энсона, Джона Квинси Адамса, Дениса Керни, Сакса Ромера и Мао Цзэдуна.

Цель настоящего исследования заключается в том, чтобы показать, как неблагоприятный образ Китая эволюционировал и стал доминировать в американском мышлении на протяжении XIX века и как он в конечном счете сказался на реакции американцев на китайскую иммиграцию (С. 11).

Итак, образ Китая за его рубежами, не говоря уже о соседних с Китаем странах, начиная с Индии и заканчивая Кореей, то есть, что важно для нас, на Западе и в нашей стране или включая и нашу страну, – это один образ или образ одной страны с двумя непохожими друг на друга лицами: одно лицо представляется заслуживающим уважения, другое – внушает опасения.

Сочувствия и уважения заслуживает и требует к себе китайский народ; опасность исходит, если говорить о настоящем времени, от Мао Цзэдуна и его последователей.

Лучше понять Китай может помочь обращение к тем вопросам, о которых говорит профессор Миллер, а это исследование эволюции образа Китая в умах американцев. Собственно говоря, может возникать вопрос о том, откуда и по каким причинам появился неблагоприятный образ Китая, представление о китайцах как о нежелательных иммигрантах, то есть об их вкраплении в нацию американцев. И почему в конце XIX века он стал доминировать в американском мышлении. Это может помочь и нам в России глубже понять то, что происходило в истории и происходит сейчас в наших взаимоотношениях с Китаем и китайцами.

По-видимому, корни отношения американцев к Востоку находятся в нашем европейском наследстве.

…Эпплтон (в 1959 году) выделил три фазы развития образа Китая в европейском уме до 1800 года. От Марко Поло до «Путешествий сэра Джона Мандвилля» в XVI веке существовало представление о сказочном, совершенно невообразимом мире, за чем последовали более реалистично оцененные достоинства китайской цивилизации. Затем, во второй половине XVII столетия, миссионеры-иезуиты начали идеализировать систему власти в Китае, законы и конфуцианскую философию. Это было типично для третьей идеалистической фазы, и все это имеет значение только по той причине, что это оказало воздействие на Америку XIX столетия. Великий китайский мудрец был возведен этими иезуитами, отзывавшимися о нем с восхищением, в ранг христианского пророка; они охарактеризовали его философскую систему как «науку принцев» (С. 11).

Это происходило в эпоху разума и абсолютизма на Западе, и китайская социальная система предлагала привлекательную модель европейским философам. Один из ученых на Западе писал: «Китай явился объектом восхищения как земля, где царил порядок, мораль». Этим восхищались все, и более всего Вольтер (С. 11).

Восхищение Китаем и Мудрецом (Конфуцием) всегда было бо́льшим в Англии, чем на европейском континенте. И в то же время репутация Китая снизилась более быстро в Англии, чем где бы то ни было еще, во второй половине XVIII века (С. 12). К концу XVIII века третья фаза, по Эпплтону, то есть идеалистический подход к Китаю, явно завершилась (С. 12). По-видимому, ощущения тех, кто формировал общественное мнение американцев в период, когда их страна была колонией, должны были быть такими же, как и чувства европейцев или по крайней мере англичан. Однако это не было так в случае с Китаем (С. 13).