А здесь тема оказалась – хуже некуда! Женщина умудрилась поджечь себя прямо в центре Москвы. Она пришла на одну из тех площадей, где полно и гуляющих горожан, и туристов. Она подготовилась: вымочила одежду жидкостью для зажигалок, лишенной неприятного запаха, свойственного бензину или керосину, позволила вещам высохнуть. Из-за этого она казалась самой обычной, вполне опрятной, не способной на такой поступок – ровно до того момента, как она его совершила.

Она развернула большой плакат, чиркнула зажигалкой – и загорелось пламя. Она горела, по-настоящему горела, и она кричала, но не от боли, как другая женщина на ее месте, она выкрикивала слова, которые стали для нее последней правдой, главной причиной, подтолкнувшей ее к такому невозможному поступку. Она знала, что ее будут снимать десятки камер – видеонаблюдение города, да еще каждый второй смартфон, оказавшийся поблизости. Многие люди теперь начинают снимать раньше, чем думать…

Это обеспечило ей внимание, которого она добивалась, а еще спасло ей жизнь. Как и следовало ожидать, в популярном среди туристов месте хватало не только простых гуляющих, но и сотрудников в штатском. И если гражданские либо застыли в шоке, либо занялись съемкой, то профессионалы отреагировали правильно: женщину спасли. Она даже не получила таких серьезных травм, как могла бы – меньше тридцати процентов тела обожжено, выживет… И, вероятнее всего, проведет остаток дней в психиатрической лечебнице.

Ну, или должна была провести. Николай слышал об этом деле, не придал ему большого значения, не собирался вдаваться в подробности – пока это дело не переслали ему официально, с внушительным гонораром и просьбой очень, очень уважаемых людей во всем разобраться.

Щелкнула ручка, дверь в кабинет Николая начала открываться, и он тут же поставил видео на паузу. Крики несчастной женщины и так оставались лишь в наушниках, теперь он свернул и видео: он знал, что его жену такое нервирует, и старался оградить ее от своей работы.

Вера принесла в его кабинет серебряный поднос, на котором стояли чашка и прозрачный чайник. За стеклом искрился в солнечных лучах рубиновый чай, в котором плавали цветы липы, и в комнате тут же запахло летом, царившим за пределами дома. Николай благодарно кивнул жене, когда она поставила поднос на край стола. Он ожидал, что Вера сразу же уйдет, она знала, над чем он работает. Однако она задержалась, бросила на экран быстрый взгляд, больше не смотрела и все равно не двигалась с места.

– Снова смотришь на самоубийство этой несчастной? – тихо спросила Вера.

– Это не было самоубийством. Она знала, что может умереть, но сделала все, чтобы выжить.

Вместе с видео Николаю переслали и все комментарии, оставленные под роликом, когда он был общедоступным – просто на всякий случай. Ничего особо ценного профайлер там не нашел, в основном предсказуемые обвинения в адрес либо «рехнувшейся бабки», либо «системы, которая довела до такого бедную женщину».

Но сумасшедшей Екатерина То́карева точно не была. Она использовала достаточно зажигательной смеси, чтобы быстро вспыхнула одежда, но при этом разместила эту смесь подальше от шеи и рук, к тому же открытую кожу она смазала средством, защищающим от жара, насколько это возможно в такой ситуации. Нет, жить она точно хотела… Место, в котором она все проделала, тоже указывало на продуманность действий: она довела вероятность того, что ей помогут, до максимума. Ее целью было не погибнуть, а рассказать свою историю. Екатерина знала, что никто не сделает это лучше, чем она сама. Если бы она погибла, ей просто приписали бы какие-то мотивы и забыли о случившемся. Но она, жертвуя свободой и здоровьем, добивалась правды.