Во мне закипает ярость. Я нахожусь на волоске от того, чтобы подхватить сумочку и выйти из комнаты. Но я также понимаю, что стоит на кону: вердикт о виновности или невиновности. Это не предмет для торговли. Я должна делать все, чтобы помочь моей защите выиграть это дело.

– Она была слишком маленькой, – тихо говорю я. – Слишком невинной.

– А как насчет вашей матери?

Мое сердце замедляет ход, и я говорю:

– Моя мать умерла, когда мне было девять лет, доктор. Ее смерть не имеет отношения к этому суду.

– Это сказалось на вашей психике, Элли. Девять лет – очень ранний возраст для утраты матери. Такие события формируют нашу личность, и это имеет большое значение на суде. Все, что может быть использовано против вас, будет использовано.

«Горе может быть чудовищем, которое поглощает человека и губит его. Я это знаю. Мне говорили об этом раньше».

На лужайке за окном девочка падает с качелей. Мать бежит к ней, падает на колени, обнимает девочку и гладит ей голову, утешая ее.

Мои мысли возвращаются к Хлое. К тому, что мы могли иметь. Я думаю о том, чего не получила с моей собственной матерью. О том, как мой отец пренебрегал мною до ее смерти и даже больше – после этого. Ярость снова вскипает в животе и поднимается к пищеводу.

Психолог шевелится; я слышу, как скрипит кожаная обивка его эргономично сконструированного офисного кресла.

– Не хотите ли рассказать мне, что вы помните о смерти вашей матери, Элли? Вы были дома вместе с ней, когда она умерла от передозировки снотворного?

Я резко поворачиваюсь к нему:

– Значит, вот что они собираются сделать? Найти дыры в моей психике? Разбередить старую боль? Расстроить меня и заставить говорить то, что они хотели бы услышать, как вы делаете сейчас?

Но по выражению его лица я вижу, что моя реакция, моя отчужденность и внезапный гнев уже сказали ему большую часть того, что он хотел узнать.

Я скрываю свои тайны.

Но разве все мы не делаем этого?

Через неделю после моего унизительного визита в отель «Хартли Плаза» я остановилась на красный свет на городском перекрестке, отвлекшись на мысли о недавней встрече насчет возможной работы. Я несла на лямке за плечом большое прямоугольное портфолио с моими работами. На улице уже начало темнеть, и с низко нависшего неба моросил промозглый дождь. Маленькая девочка, стоявшая рядом, посмотрела на меня снизу вверх. Она наклонила голову и застенчиво улыбнулась.

Улыбка Хлои.

Мое сердце остановилось, потом как будто сложилось внутрь. У меня подогнулись колени, и я едва удержалась на ногах. Девочка крепко держалась рукой в рукавичке за руку ее матери.

Это могла быть моя дочь. Эта мать могла быть мною. Сейчас Хлое было бы пять лет… если бы она осталась в живых. Я могла бы до сих пор оставаться вместе с Дугом, в нашем старом доме. Хлоя бы только начала ходить в дошкольный класс по загородной дороге. Я могла бы стоять здесь прямо сейчас и держать ее за руку, собираясь перейти улицу и встретиться с Дугом в его юридической фирме, расположенной лишь в одном квартале отсюда. Мы бы встретились с Дугом во время его перерыва на кофе.

Светофор переключился на зеленый. Мать потянула девочку за собой, и они пошли через улицу вместе с другими пешеходами. Я не могла сдвинуться с места. Я попала в складку времени. Было так, как будто я заглянула в параллельную вселенную и увидела, какой была бы моя жизнь, если бы в тот день я не отпустила руку Хлои среди волн.

Я как-то смогла выйти на дорогу, но светофор уже переключился. Велосипедист едва не врезался в меня и вильнул в сторону оживленного движения. Автомобиль круто обогнул его и загудел.