Капли становились крупнее. Взрываясь брызгами, они больно попадали по лицу и плечам. Оторванным листом ржавого железа грянул гром. Оглушительный раскат начался где-то на горизонте, а закончился трубным гулом в пятках Тони. Нет, это не с ней, это мерзкий дурацкий сон.

– Они наверно пошли вон туда! – Рома бросился к заросшему саду, заметив брошенный у кустов сачок. Разламывая ветки голыми руками, раздирая тело и одежду в лоскуты, он с остервенением начал пробираться вглубь непролазных зарослей.

***

Дрожь в коленках и кончиках пальцев не прекращалась, несмотря на лошадиную дозу успокоительного. Белая дверь перед глазами плыла в пелене и подергивалась, как утро кофемана, которому подсунули растворимый кофе вместо зернового. Мокрые спутанные волосы, наспех заведенные за уши, размазанные темно-синие тени, белое полотно лица и бледные сухие губы – Тоня сейчас была похожа на пациентку психбольницы, которая совершила дерзкий побег в ливень, но была схвачена и доставлена обратно в карцер. Минуты за минутами, как и дверь, плыли в белой пелене медленно и плавно вперед и назад, вверх и вниз.

Скрипнув, ручка двери повернулась. В помещение вошла низкая плотная женщина в белом халате, накинутом на вязаное горчичное платье. Она поправила очки и небрежно перетасовала бумажки в руках.

– У неё всё нормально, вы зря волновались, Антонина Викторовна – как живой водой оросила врач ожидавшую только худшего Тоню.

Ее измученный взгляд чуть было оживился, но затем снова поник. Жалящих как пчелы вопросов оставалось еще слишком много, и они беспощадно жалили, не давая покоя.

Тоня находилась в кабинете детского терапевта на краю кушетки. На её коленях, уткнувшись лицом в плечо, сидела пятилетняя девочка с черными прямыми волосами и молчала.

– Но как же… она же не разговаривает! И эти черные волосы… Как могло это произойти!? – раздираемая противоречиями, чуть не сорвалась Тоня.

– Девочка не говорит, потому что пережила сильное эмоциональное потрясение. Со временем заговорит. Ходите к доктору Петрову, и улучшения не заставят себя ждать. Пейте лекарства и, если что, звоните – как будто инструкцию на стиральную машинку зачитала врач.

– А волосы, доктор? Тоже потрясение? – горько усмехнулась обессилившая мама.

– Ну это же меланин, знаете! Сложные реакции от эмоционального всплеска изменили его содержание, и волосы слегка потемнели В этом нет ничего страшного. Анализы прекрасные, чуть понижен сахар, но в пределах нормы, волноваться не о чем, – еще раз прочитала инструкцию умудренная очками и халатом женщина.

– Я тоже врач и анализы читать умею! И прекрасно осведомлена, что такое резкое изменение не-воз-мож-но! – Тоня начинала злиться некомпетентности или нежеланию специалиста разбираться в чужих проблемах.

– Ну все мы в этом мире в чём-то похожи, в чём-то отличаемся, это нормально! – небрежно подытожила врач.

– Ваша помощь неоценима! – с ответной искренностью произнесла Тоня.

Вдруг девочка бесшумно соскользнула с колен женщины и с безразличным взглядом направилась к выходу, увлекая маму за руку вслед за собой.

Не изменяя позы, подняв глаза исподлобья на хлопнувшую дверь, врач равнодушно нахмурила бровь. – Тоже мне проблема! Черные, белые, хоть синие, твою мать, какая хрен разница, главное голова цела и слава Богу!

С желанием поддать пинка своему рюкзаку с конспектами и пособиями так, чтоб последний перелетел через всё здание Красноградского Государственного Университета, на порожках учебного заведения, распахнув дверь, появился молодой человек. Брюнет под метр восемьдесят в белых кроссовках, черной рубашке навыпуск и джинсах с металлической цепочкой вдоль кармана. Человека, озиравшего открывшийся большой мир вне универа, в поисках повода для разговора, звали Колесников Витя.