Силу мне было жалко. Магичить я люблю, заклинания запоминаю на раз, но сейчас… Кроме «шам-шама», в голове было пусто. Знания, вдолбленные прабабушкой Юлианой, куда-то испарились. Как не вовремя! Ведь чёртов рис, застрявший в лифчике, чесался невыносимо, но мне нужна была помощь, чтобы снять хреново платье. Видите ли, итальянские дизайнеры (мать их похотливая самка собаки!) застёжку прилепили сзади: много-много маленьких пуговичек, обтянутых белой тканью, через каждый сантиметр, а то и чаще! Чтобы все их застегнуть перед церемонией, маме потребовалось почти полчаса. И то воздух в комнате был наполнен сочными муходвинскими идиоматическими выражениями и поминаниями всуе всё тех же собачьих самок.

Просить Ромео расстегнуть творение макаронных идиотов было стрёмно. Ну правда, сама на мужика нагавкала в машине, а теперь просьбы просит! А ведь прабабушка всегда говорила: не плюй, внученька, в колодец. Пригодится, когда жажда замучает… Впрочем, стремалась я недолго. Правда на моей стороне. Хортов — мелкий хам и мачо, никто из его девушек ещё не додумался обучить парня вежливости и хорошим манерам в быту. Кто как не я?

Поэтому я просто села на роскошную двуспальную кровать, погладила ладонью прохладный шёлк постельного белья и принялась ждать, когда моего мужа вынесет из туалета. Ромео появился минут через пятнадцать. Я даже соскучиться успела. Он вышел танцующей походкой мартовского кота, с голым торсом, неся на руке небрежно сложенные пиджак от смокинга и белоснежную рубашку. Одна из моих бровей поднялась выше второй, выражая удивление. А я залюбовалась против воли. Ну хорош, хорош же, поганец! Не то чтобы я так уж сильно разбиралась в мужских торсах, но тут и знатоком быть необязательно: ни граммулечки жира, одни мышцы, плечи атлета, дутые подушечки груди, а под ними — кубики пресса, бесстыжие, открытые моему взгляду, и скромные, выглядывающие из-за пояса штанов. В штанах тоже явно не было пусто. Вы про что подумали? Я про ноги! Уж на что наши муходвинские мальчики были повёрнуты в своё время на тренажёрках и протеиновых коктейлях, таких мускулов я у них не замечала. Не знаю, кто опять про что подумал, я говорю о пляжах и сельхозработах. Летом жарко, парни до шортов или даже до плавок раздеваются… А мы, девочки, ходим, слюнками исходим…

Ромео остановился передо мной, глянул как-то странно, потом подал голос:

— Э-э-э… Моя уважаемая жена, тебе платье не жмёт?

— Да вроде нет, — я отвлечённо пожала плечами, лаская взглядом впадинки на его плечах — такие эстетически совершенные, хоть плачь от умиления.

— А причёска не колет нигде? — терпеливо продолжил он, и до меня дошло. Ромео желает получить доступ к телу юной жены-девственницы! А командовать или срывать свадебные одежды после «шам-шама» ему слегка влом.

Моя милая улыбка дала ему робкую надежду на мирное соглашение между двумя отдельно взятыми супругами. Бросив пиджак с рубашкой на широкий и низкий диванчик, Ромео подсел ко мне, взял мою руку в ладони:

— Может быть, тебе всё же нужна помощь?

— Не отказалась бы, — ответила я, вдыхая запах его одеколона. Какие знакомые нотки… Сладкое яблоко, корица, скошенная трава… Зажмурившись от удовольствия, я не сразу поняла, что его пальцы отправились в путешествие по моему обнажённому плечу к шее, зарылись в волосы, потянув, откинули голову назад… Распахнула ресницы и увидела его лицо совсем близко.

Кажется, в женских романах принято писать: поцелуй обжёг мои губы. Каюсь, не читала, точно не скажу. Так вот, неправда это. Ничего не обжигало, не касалось нежно и невесомо, никакой живой язык не изучал мою влажную пещерку (чё?), не завладевал моим ртом… Просто Ромео поцеловал меня — аккуратно, но настойчиво, и его губы были холодящими от мяты. Наверное, «Дирол» жевал в туалете… Я чувствовала себя словно отстранённой, словно наблюдала за всем со стороны. Двинуться не могла. Как будто на меня наложили заклинание «замри» — не больно, просто ни один мускул не слушается… В груди само собой стучало сердце, лёгкие раздувались и сдувались, а я только сидела, откинувшись на сильную руку Ромео, и дрожала. В голове крутилось только одно: будет больно, больно, не хочу, чтобы было больно…