Ветер завыл в щелях дома, будто подгоняя Юри на завтрак, и она послушно ступила на холодный пол. На сундуке была свалена куча вещей, среди которых Юри нашла то, что хотела надеть сегодня. Аскарские мастерицы сшили для них с Далией новую теплую одежду. Ткань уже успела пропахнуть костром и хонгом, который пролил на Юри изрядно пьяный воин на пиру в честь свержения короля Олафура. Даже после стирки от накидки и рубашки тянуло дымом, спиртом и хвоей. Но, несмотря на это, Юри с большим удовольствием кутала тело в эти меха. Особенно по утрам. Брюки, обтягивающие худые ноги, Юри заправила в высокие ботинки. Рубашку стянула корсетом из кожи дикого зверя и толстых длинных костей рыбы, что водилась в Незамерзающей реке, а плечи укрыла длинной накидкой. Белый мягкий мех на изнанке напоминал шерстку кроликов, которых Юри видела в Арасе, но аха сказали, что это шкуры северных лисиц: на них жители столицы охотились в горах. Юри не любила побрякушки и никогда не носила ничего лишнего. Но теперь у нее появилась вещица, с которой Юри не расставалась даже по ночам. Она застегнула на бедре тугой ремешок с ножнами, в которых хранился клинок Куана. Тот самый, что порезал ей щеку. Тот самый, что чуть не убил Соно в тот день, когда Куан ворвался в покои Юри и, повалив ее на пол, силой удерживал в своих объятиях. Юри силилась забыть холод металла, что вспарывал ей кожу. Шершавый язык Куана, который слизывал ее кровь, запах из его рта и безумные черные глаза. И Юри могла забыть, ведь она уже научилась стирать жгучие воспоминания, но выбирала помнить. Из-за Соно. Из-за страха, что он погибнет, оставив ее одну. Юри не забудет о Куане, и тогда ее ненависть поможет отомстить за Соно.

Юри вышла в пустой коридор. От стен эхом разлетались голоса суетливых кухарок: они готовили завтрак для короля и его гостей.

«Все еще спят», – подумала Юри и тихо, чтобы никого не разбудить, двинулась на носочках вдоль комнат.

Она вышла в большой зал, где все готовились к завтраку. Двое аха охраняли главный вход, а несколько служанок в фартуках мельтешили у столов с приборами в руках.

– Хвор штопс тишди?! На иерш ех икшена!

Старшая кухарка, кажется, была недовольна ранним пробуждением гостьи. Поставив последнюю кружку на стол, она зло цокнула языком и ушла с другими слугами на кухню.

– Уштан грирс! Уштан! Грирс! – причитала она, размахивая кухонным полотенцем.

Юри фыркнула и села за накрытый стол. Четыре деревянные тарелки, четыре ложки, стаканы и графин, наполненный водой. Так же строго и скромно, как в «Или». Никаких цветов в вазах, красивых салфеток и других украшательств, чуждых этому месту.

– Тебя только что назвали неблагодарной свиньей. – Из Мысленного зала вышел Атер. – Но ты не бери в голову. Маста всегда была прямолинейной.

– Я уже поняла, что от аскарских людей гостеприимства ждать не стоит.

– Эй, я же извинился за грубую встречу. И не раз. – Атер сел напротив Юри.

Он поднял вилку и покрутил ей перед глазами. А затем проделал то же с ложкой, ножом, тарелкой и кружкой. Проверив на чистоту, он положил их обратно на стол и несколько раз поправил приборы, чтобы те лежали идеально ровно.

– Эвон у Соно? – спросила Юри.

Она заглянула за спину Атера и остановила взгляд на двери в конце коридора.

– Эвон спит. Он очень устал, я отвел его в свои покои.

Юри случайно задела свой столовый нож, и, заметив это, Атер протянул руку, чтобы поправить его.

– Знаешь, Юриэль, больше десяти лет я жил с жестоким отцом под одной крышей. Молча наблюдал, как он избивает маму с сестрой. Как мучает Эвона. Я страдал вместе с ними и корил себя за бездействие. Считал себя плохим сыном и братом.