Водители изредка проезжающих автомобилей притормаживали, чтобы посмотреть на странного человека в грязной рубашке. Казалось, что он от кого-то убегает, причем без оглядки. Но, понаблюдав всего мгновение, люди теряли интерес к незнакомцу и, вдавив педаль газа, устремлялись в ночной Петербург по своим делам.

Наконец, Олег заметил кирпичное двухэтажное здание. На стене висел флаг Российской Федерации, он робко подрагивал на ночном августовском ветру.

Мужчина в два прыжка преодолел пять ступеней и схватился за ручку массивной черной двери с глазком. Дверь оказалась заперта. Справа Олег увидел кнопку звонка и принялся нажимать, пока магнитный замок не щелкнул и не послышался характерный писк, оповещающий о том, что дверь открыта. Художник распахнул ее и вбежал в узкий вытянутый холл.

Справа, вдоль стены, стояла длинная старая скамейка, на которой сидел «гость из Средней Азии» и смотрел грустными глазами. Перед скамейкой – школьная парта с облупленной лакировкой. Слева тянулось длинное толстое стекло с крупной красной надписью: «Дежурная часть», а за стеклом возвышался полицейский, судя по погонам, старшина. Он настороженно рассматривал ночного визитера.

Увидев полицейского, Олег подбежал к стеклу и начал громко и быстро говорить:

– Это я! Я вам звонил! Моя жена и дочь пропали!

Худощавый старшина расслабился, вышел из «дежурки» и притопнул кожаными берцами.

– Мужчина, успокойтесь и не кричите. Расскажите подробнее, что произошло.

– Мы только вчера приехали из Волхова. Я, жена и пятилетняя дочь, – Олег воспользовался советом полицейского и попытался успокоиться. С трудом, но все же смог взять себя в руки и выровнять дыхание. – Где-то в полтретьего ночи я проснулся, а их нигде нет!

– А документики у вас с собой? – старшина всматривался в глаза Олега, возможно, пытаясь понять – посетитель пьян или под кайфом? Затем раскрыл протянутый паспорт. – И что в Питер привело, гражданин Набатов?

– Работа. Художник я, – быстро начал отвечать Олег, пока старшина внимательно изучал все страницы паспорта. – Устроился в издательство, они на первое время снимают мне квартиру. На этой же улице.

– Вы звонили супруге? – полицейский продолжал с подозрением смотреть Олегу в глаза.

– Да, – тот кивнул. – Телефон выключен.

Старшина некоторое время молчал, затем, в задумчивости, несколько раз похлопал паспортом по ладони и наконец сказал:

– Так, сейчас напишете заявление, – полицейский подошел к скамейке и прикрикнул на гостя из Азии: – Ахмед, пошел вон отсюда!

– Совсем могу уходить, начальник? – удивился маленький смуглый человек.

– Да, проваливай!

Азиат выскочил из помещения, а полицейский усадил Олега за парту, затем сходил в «дежурку» и взял два чистых листа. Немного успокоившийся в компании старшины Олег сосредоточился и написал заявление в двух экземплярах, подробно расписав все события.

– Есть фото жены и дочери? – поинтересовался представитель закона, подписывая листы.

Художник запустил руку в карман, но вспомнил, что бумажник оставил в машине, а в нем как раз лежит фотография. Олег отрицательно помотал головой и поднялся.

– У меня в машине есть, – он двинулся к выходу. – Я сбегаю.

– Не надо, – остановил его старшина. – Сейчас просто опишите своих родных, в чем они были. Я разошлю ориентировку всем патрулям, они прошерстят подвалы, чердаки, притоны…

От ужаса, который несли с собой последние три слова, Олег оцепенел. Не мог представить, что с ним случится, если родную дочь найдут истерзанной в каком-нибудь подвале. У художника подкосились ноги, и он тяжело опустился на скамейку.

– Катя высокая, примерно метр семьдесят пять, длинные волосы. Светлые. Была в синем халате, – Олег говорил медленно. Оказалось, сложно описывать жену, когда та, возможно, уже мертва. Старшина записывал. – Ксюше пять лет, похожа на маму. В пижаму была одета, с волком и зайцем, из «Ну, погоди!».