– Не жить тябе, Захар, на белом свете, а кобылу твою пристрелим!

– Поговорите, поговорите. Я братьям пожалуюсь, вложат вам ума, – Лена пригрозила Кадашовым кулаком.

Заведующая открыла дверь и прежде чем скрыться за ней предложила:

– Заходите, внутри подождите начала фильма. Они могут вернуться да ещё подмогу приведут.

– Мы здесь побудем, – Захар снял пиджак и стал с сожалением рассматривать наполовину оторванный рукав.

– Воздухом подышим, – Добавила Лена.

– Как знаете.

– Может не пойдём в кино, а то правда придут ещё лошадь угонят или сделают с ней что или с коляской?.. – предложила Лена.

– Вообще-то я смотрел…

– Тем более. «Броненосец Потёмкин» – это наверно про войну.

– Нет, про восстание моряков.

– Один хрен. Я про войну даже книги не люблю читать.

Обратно ехали медленно. Захар отпустил вожжи, предоставив Ночке полную свободу. Она быстро поняла, что хозяин не спешит и пользуясь случаем часто останавливалась, чтобы похрустеть молодой травой у края дороги.

– Лен, ты не забыла, что родители сговаривались насчёт нас в прошлом годе, летом?

– Припоминаю что-то такое.

– И как ты на это смотришь?

– А, ты хочешь меня взять в жёны?

– Если честно, хочу. Ты мне нравишься… очень. Ты не ответила.

– В шестнадцать лет не очень-то охота выскакивать замуж. Но я не могу ослушаться и не выполнить волю покойного батюшки. И, если мамка не передумала.

– Сама-то ты как? Я тебе нравлюсь хоть чуток?

– Ты интересный, скромный, и я вижу смелый, в общем хороший человек. Хозяйство у вас крепкое. Лошадка у тебя какая!.. Просто загляденье. Чем ни жених. Как мамка скажет, так и будет… Загрустил, вижу. Не переживай. Нравишься ты мне, – Лена вспомнила Павла, – Может только не так как надо? Не знаю, что и сказать.

– Рукав оторвали и вторую пуговку не нашёл. Взгреют меня дома за новый-то пиджак.

Лена осмотрела порванное место:

– Ничего страшного, по шву порвалось. Зашить можно, и не заметят. Мы с мамкой зашьём и пуговки подберём. Придётся к нам зайти. Привыкай к будущей родне, – и она рассмеялась.

– Зайдёшь?

– Неудобно как-то, ни с того ни с сего приду.

– Неудобно, знаешь что, штаны через голову одевать.

Некоторое время ехали молча, думая каждый о своём.

– Лена, что мне надо делать, чтобы тебе больше понравитца?

– Ничего не надо делать. Просто мне надо поближе тебя узнать. Вообще-то… – Лена улыбнулась, показав красивые ровные зубы, – Уж больно ты стеснительный. Девчата рассказывают, после танцев провожаешь кого, так ни то что поцеловать даже обнять не решаешься.

– Чо целовать, если не нравятся. Лишь бы как, я не могу, – Захар неожиданно обнял Лену одной рукой, прижал к себе и поцеловал в щёку.

«Везёт мне на женихов: один комсомолом завлёкся, всё какую-то пятилетку строит и мировую революцию, другой дитя – дитём. А, я, что, не дитё? Куда уж мне замуж. Скажу мамке, пока не будет восемнадцать, пусь не выдаёт», – с лукавой улыбкой Лена посмотрела в глаза Захару:

– Это значит, что я напросилась или взаправду нравлюсь?

Захар не убрал руку, и они ехали так молча, чувствуя тепло друг-друга.

Упряжка остановилась у больших тесовых ворот.

– Неудобно всё – таки, Лен, может, поеду я?

– Опять за своё. Ты к своей будущей жене в гости идёшь, можно сказать будущим хозяином в дом заходишь, – и Лена от души расхохоталась, – Пойдём, уж, жених.

Войдя в горницу, Захар остановился поражённый убранством и чистотой в доме.

Дневной свет, струившийся из трёх больших окон, отражался в большом зеркале и в стёклах шкафов из ореха на высоких изогнутых ножках. Стол также был из ореха. Особенно богато выглядели стулья с мягкими сиденьями и спинками. На одной из стен висел гобелен с изображением озера и красивой деревни. На стене между шкафов висела большая керосиновая лампа.