— Да, да. Он хороший. Спасибо, пап. Я обязательно позвоню ему.

— А вот Илонка твоя, мне совсем не по душе. Не путёвая. Один ветер в голове. Вертихвостка.

— Ты так говоришь, будто общаешься с ней, — подобное высказывание ничуть не задело. Это же папа. Ему только подавай комсомолок, студенток, спортсменок. А Тимохина ещё и универ бросила, так это вообще Апокалипсис.

Отец последовал за мной на кухню, передумав смотреть телевизор, и закопошился у холодильника.

— Я, может и не общаюсь, но глаза имею. Видел её недавно на соседней улице с мужчиной в два раза старше её самой. Целовались. Тьфу ты, стыдоба. Да подожди ты, кашу разогрей, — одернул мою руку от приготовленного бутерброда. — Когда ты уже научишься нормально есть? Одна сухомятка.

Я поцеловала любимого ворчуна в гладко выбритую щеку и принялась уплетать холодную гречку.

— И так сойдет, — но бутерброд всё-таки сцапала. — Пап, а если я полюблю мужчину старше меня, как ты отнесешься?

Он как держал в руках крышку от кастрюли, так и присел на стул, уставившись на меня.

— Да я просто так спросила. Ты чего? — рассмеялась, удивляясь подобной реакции. — Не переживай. Никто со стариками встречаться не собирается.

— Ну и вопросики у тебя, знаешь ли, — вытер вспотевший лоб, с осуждением зыркнув исподлобья. — Умеешь поднять давление.

Я вскочила со стула и обняла его за шею, пристроившись со спины.

— Папуличка мой любименький, я тебя вылечу. Хочешь, заварю ромашковый чай? Или завтра с утра напеку блинов? — буквально навалилась на него, продолжая обнимать и поглаживать серебристые волосы. Папа начал смеяться, шутливо пытаясь надавать мне по попе всё той же крышкой, от которой я умело уклонялась.

— Ой, Лида, чувствую, тебе как раз такой муж и нужен, чтобы постарше да помудрее. Потому что одногодки с тобой не справятся. Ушатаешь их своей непокорностью да дурачливостью.

Впервые за долгое время мы вот так проводили вечер: без пререканий, завуалированных обид, недосказанности. А ведь раньше так было всегда.

Убрав со стола и перемыв посуду, заглянула в комнату брата. Подошла к полке с книгами, прошлась по толстым переплетам рукой. Понюхала одеколон, подаренный мной незадолго до аварии. Уже привычно запершило горло. Будущее казалось серым и безрадостным, а неизвестность завтрашнего дня ещё больше нагнетала обстановку.

Вернувшись в комнату, долго смотрела в окно, пытаясь проанализировать поступки Егора. Неужели не примет на работу? Подумаешь, не сказала правду о личной жизни. Сделал проблему на ровном месте. Не любит он лжи. А кто её любит? Или он думал, что после всего я откроюсь перед ним как на ладони? Щас!!!

Только… он ключ к освобождению Дани. Стоит научиться послушанию. Завтра по любому объявится Тимур и я должна предстать перед ним с хорошими новостями.

Засыпая, перебирала в памяти прошедший день: поцелуй с Тарановским; едкий сигаретный дым, опаливший легкие от непривычки; властные пальцы на подбородке, заставившие поднять голову и прикоснуться к голубому льду и жар... жар сильных рук на своей коже.

7. Глава 7

Чтобы успеть к Студинскому вовремя, пришлось встать пораньше. Даже папа ещё посапывал у себя, а кухня уже наполнилась ароматом блинчиков. В кои-то веки можно порадовать родного человечка. Не всё же ему у плиты торчать. Хотя, что-что, а готовить он любит и считает, что лучшие кулинары мира – мужчины. А мы-то люди не гордые-е-е-е, знаем свое дело, помалкиваем. Кушать ведь хочется всегда. Кто ж меня накормит, если не он?

Решила, что сегодня вечером обязательно расскажу об увольнении с предыдущей работы и, дай Бог, порадую утешительной новостью. Хорошее было предчувствие. Не изгаженное серыми тучами с самого утра да мелкой моросью. К обеду метеорологи обещали солнце. На то и уповала, снимая со сковороды последний блин.