Тарановский с минуту недоуменно глазел на давившуюся со смеху меня, а потом, закинув голову назад, раскатисто засмеялся сам.

— Шафаров, — долбанул кулаком об стенку, — имей совесть, мать твою. Ты тут не один!

За стеной послышался мат и женский смех, однако поскрипывание не прекратилось, а, я бы даже сказала, ускорилось. Дело шло к кульминации.

Я буквально рыдала со смеху, и ничуть не смущаясь оголенной груди, плюхнулась на кровать рядом с Серёжкой. Он зарылся лицом в ладони, гулко прорычав. За стеной, вторя его рыку, послышался аналогичный звук.

— С*ка-а-а, такую тягу наломал, — простонал, убрав руки. — После такого не мешало бы и закурить.

— Только ты не куришь, — вытерла с уголков глаз выступившие слёзы и потянулась к лифчику. — Никогда не забуду, как Овчарюк заставил тебя выкурить почти всю пачку.

— Ага. Я тогда думал, что сдохну. Так х**во было. С того дня ни-ни. До сих пор тошнота накатывает.

Я начала возиться с застежками. Тарановский заботливо помог мне, без какого-либо намека на интим. Прошел этот момент. Перегорели. Оба.

— Чай будешь? — спросил, натягивая обратно футболку.

— А давай!

Пока заваривали чай на общей кухне, из соседней комнаты на умопомрачительных шпильках выпорхнула разрисованная ночная бабочка, а следом, в дверном проеме, показалась довольная физиономия Шафарова.

— Пардоньте, — заулыбался, заметив нас с чашками, — сами понимаете, дело молодое.

Тарановский послал его куда подальше и Шафаров скрылся за дверью, решив не искушать судьбу.

Я проследила за девушкой, прошедшей мимо меня и слегка передернулась. Извечная «дружба» проституток с представителями правопорядка стала уже чем-то привычным. Обыденным.

— Может, снимешь квартиру. Эта экономия не стоит подобного треша. — Потянулась к маковой сушке и принялась уплетать. Проголодалась, не то слово.

— Да дело не в экономии. Я тут толком и не бываю. Смысл снимать квартиру, платить за неё бабло лишь для того, чтобы принять душ да переодеться. Но девчонку сюда не приведешь, в этом я уже убедился. — Заулыбался, вспомнив недавний конфуз.

Хорошо с ним. Реально чувствовала его родным. Практически братом. Но его нежелание пойти мне на встречу в теме с Даней прочертило между нами некую границу. От этого было не по себе. Как-то грустно. Думала, он как никто другой поддержит меня. А он только высмеивал любую попытку прояснить ситуацию.

Мысли о Дане напомнили о запланированной встрече.

— Съездишь завтра со мной к брату? А-то я как-то боюсь. Первый раз всё-таки, — с надеждой подняла глаза на ставшее вмиг сосредоточенным лицо.

— Отвезу, проведу через контрольный стол, но остаться и подождать не смогу. Ты главное паспорт не забудь.

— И на том спасибо.

… По возвращению домой отец уже спал у себя, оглушая комнату храпом. Устал, бедняга. Я так и не призналась, что ушла с работы и что оказалась в полной заднице. Что-то подсказывало: подобному состоянию скоро придет конец.

Долго не могла уснуть, ворочаясь в кровати и прислушиваясь к звукам спящего города. Внутри трепетными волнами разливался страх. Страх перед завтрашним днем, грядущим будущим. Неизвестностью. Надеюсь, что не пожалею о предстоящем шаге, потому что как только его сделаю, пути обратно не будет.

***

На следующий день, ровно в десять часов я вошла в просторное помещение для кратковременных свиданий. Оно являло собой ряд кабинок, до половины скрывающих собеседников и было оборудовано телефонными аппаратами. Заключенного и его посетителя разделял стеклопластик, достаточно толстый, и в то же время идеально чистый.

Я была благодарна Тарановскому за моральную поддержку с самого утра, потому что на отца нечего было рассчитывать – он укатил на работу ещё ни свет ни заря, не желая пересекаться со мной. Надеюсь, его вскоре попустит и он, в конце концов, наберется смелости навестить сына, в котором души не чаял.