– Это как за три рубля? – Галина Ивановна вскинула брови и уставилась на меня.

– Да так, два забулдыги стукнули его кирпичом по голове в день получки. Думали, что у него деньги в кармане. А он получку домой занес и пошел в магазин за хлебом с тремя рублями. Эти двое его в овраг кинули: думали, снегом заметет, и никто его до весны не найдет. Только у них в соседях овчарку держат, так вот эта собака его утром нашла, наверное, по запаху. Овчарки умные, они и в милиции служат и на войне воевали.

Галина Петровна нахмурилась, затеребила скатерть на столе и стала перебирать бахрому.

– Что-то я не слышала эту историю.

– А это наш директор не разрешил журналистам об этом писать, к нам из газеты приходили. Наверное, не хотел огласки, чтобы не травмировать экономичку. Нам тоже запретили распространяться.

– Зачем же ты мне рассказала?

– Ну, раз уж разговор зашел на эту тему. Вы же никому не скажете? Это будет наш секрет.

– Да уж понятно, не скажу.

На лето я собралась уехать к деду с бабой в Тольятти, и наводила порядок в своей комнате. Повыбрасывала весь хлам, сдала книги в библиотеку. Все вещи сложила по коробкам, чтобы осенью не заморачиваться с переездом. Хозяйке становилась все хуже с каждым днем. К ней несколько раз приезжала «скорая», но ехать в больницу она отказывалась. Потом на дом пришел участковый врач, выписал ей больничный и рецепт на лекарства. Я сбегала в аптеку и купила все по списку, таблетки и сироп «холосас» в большой бутылочке. В аптеке сказали, что все лекарства от печени, и спросили, какого цвета у нее глаза. Я сказала, что карие. Аптекарша разнервничалась:

– Глупенькая. Белки какие? Белые или желтые? Если желтые, то уже ничего не поможет.

Все ведь знали о ее беде, хоть она и скрывалась от людей во время запоев.

– Да что вы такое говорите? Она что, умрет? Недавно ведь в больнице лежала.

– Можете деньги не тратить на лекарства.

– Что же делать? И я еще на лето уезжаю. Как она одна будет? – я расстроилась и топталась возле окошка аптеки, не решаясь уйти.

– Вот, купи ей лучше травку, пусть заваривает и пьет как чай, он немного облегчит состояние. А ты ей кто?

– Да никто, живу я у нее на квартире. Она меня гонит, чтобы я съехала.

– Значит, знает свой диагноз, не хочет, чтобы ты видела, как она умирает.

– А сколько она еще проживет?

– Не знаю. Все зависит от организма, но думаю, что недолго. Ты уж ей не говори о нашем разговоре, – аптекарша вздохнула и сунула мне в руки пачку какой-то травы.

– Не скажу, она и так не в себе.

Я побрела домой в расстроенных чувствах, и думала, как же мне взбодриться. У меня не получалось изменить грустные мысли на веселые. Решила зайти к тете Соне, днем она дома.

– Теть Сонь, я на каникулы уезжаю, ты уж присмотри за моей хозяйкой, она совсем расхворалась. Вот лекарств ей накупила.

Я высыпала на стол все лекарства. Тетя Соня стала разглядывать упаковки с таблетками.

– Да, лекарства серьезные, у твоей хозяйки дела плохие. Так уж и быть, присмотрю. Я и утром, и вечером во дворе. А днем в аптеку сбегаю, в магазин, если надо. А ты поезжай, негоже тебе все лето с больной проводить.

– Я бы не уехала, по родителям, по бабе с дедом соскучилась. Через неделю родители в отпуск приедут в Тольятти. Теть Сонь, не говори никому про наш разговор, а то люди любопытные, начнут к ней со своей жалостью таскаться. Она этого не любит, обидится на нас.

– Ну что ты, милая, не скажу, у человека и так беда, зачем ей лишние переживания.

– Вот и спасибо тебе, и мне спокойней будет, что хозяйка под присмотром. Жалко мне ее, привыкла за два с половиной года, беззлобная она.