Однажды Дина заболела и вернулась с работы днем. Выпила аспирин, но все никак не могла прилечь и бесцельно шаталась по квартире. И тут ей на глаза попался дневник Вики. Дочь вела дневник класса с шестого, никогда его не прятала, но Дине ни разу и в голову не приходило взять его в руки. А тут словно дьявол какой толкал в спину и шептал: «Прочти! Проверь, на чьей она стороне. А вдруг она тайно встречается с отцом?»

Последняя мысль привела Дину в такое негодование, что она, плохо соображая что делает, схватила тетрадку, и, отбросив все соображения нравственности, стала жадно читать.

Когда Виктория вернулась домой, мать встретила ее с распухшим от слез лицом и счастливой улыбкой. «Прости меня, Вика, – лепетала она, задыхаясь от радости, – прости, но я прочитала».

Это был захватывающий, терзающий душу рассказ обо всем, что им пришлось пережить. Вика писала о ней с такой проникновенной теплотой и преданностью, что Дина напрочь позабыла о своей болезни, перелистывая страницы. Она листала их осторожно еще и потому, что каждая – она понимала – была на вес золота.

Больше всего ее потрясло то, что Виктория, увлекшись повествованием, забывала порой ставить даты. В конце Дина с удивлением обнаружила, что повествование, миновав настоящее, уносит ее в будущее. Вика сочинила для матери счастливый конец.

«Зачем ты это придумала?» – спрашивала ее потом Дина.

«А как иначе я могла пережить то, что с нами происходило?» – грустно улыбалась Виктория.

Что может быть слаще мести для брошенной женщины? И что – счастливее того момента, когда она сжимает в руках орудие этой мести? Дина больше не расставалась с дневником Виктории. День и ночь она стучала на пишущей машинке, набирая текст, написанный Викой, делая вставки, переставляя куски. Через две недели она стояла на пороге одного из новых крупных издательств, пришедших на смену старым академическим и активно завоевывающим рынок.

Два наглых мальчишки, чуть старше Виктории, дерзнувшие назвать себя издателями, бесцеремонно разглядывали ее. Дина положила на стол пухлую папку, но молодые люди не проявили к ней никакого интереса.

– О чем? – кисло спросил тот, что постарше.

«Что им сказать? О жизни, о любви, о предательстве». Дина усмехнулась:

– Слышали когда-нибудь об Андрее Рубахине?

– Слышали, – отозвался другой. – Даже в школе проходили. Но если это, – он ткнул в папку мизинцем, – в том же духе, не тратьте время. Как говорится, не кочегары мы, не плотники…

Дина усмехнулась:

– А о личной жизни его наслышаны?

– Да вся страна наслышана, столько об этом писали… Громкий грязный скандал.

– Так вот перед вами – роман, в основе которого и лежит этот громкий и грязный скандал. Более того. Написан он дочерью Рубахина.

Глаза молодого человека загорелись, а второй тем временем уже открыл папку:

– Весьма любопытно, зайдите завтра…

Назавтра ей предложили подписать договор, на редакцию которого ушло почти столько же времени, сколько и на редакцию романа дочери. Основным камнем преткновения стало главное требования Дины: Виктория никогда не будет издаваться под фамилией отца. Псевдоним они могут придумать сами, но фамилия Рубахина – даже мелкими буквами, даже в скобочках, даже в аннотации – промелькнуть не должна.

Через три месяца на прилавках магазинов появился первый роман тогда никому еще не известной Виктории Королевой «Убийственная любовь», а в центральной газете вышла статья, которую потом перепечатали и перепели все провинциальные издания, повествующая об очередной Золушке. О том, как отец – известный писатель прокоммунистического толка – бросил и предал свою семью, оставив жену и дочь в глубокой депрессии и без всякой помощи, и о том, как она вырвалась из глубин этой депрессии благодаря своему блестящему роману. Вывод был прост и ясен: время отцов прошло, на смену ему приходит новое поколение.