– Ты не предупредила.

– Разве? Ох, ну сорри. Я думала, ты себя знаешь. Ты так уверенно заказывал свой мир. Ну, вот – познакомился. Нравится?

– Убери рога.

Никодима с любопытством посмотрела на гостя.

– Без них ты будешь там беззащитен.

– Я не собираюсь возвращаться!

– Э, нет! Миры обмену и возврату не подлежат! Читал мелкий шрифт в договоре?

– Что там?

– Понятия не имею, я тоже не читала. Но, наверняка, что-то про «обмен и возврат», у вас, у людей, так принято.

– Спилю! – заявил он и решительно направился к выходу.

– Э-э, стоять! – воскликнула Никодима, прыжком догнала мужчину, схватила его за правый верхний рог и наклонила голову.

– А!

– Ой, даже не вырывайся! Ты же не рассчитываешь справиться с существом, которое персональные мирки за пару дней выращивает? Хотя технически это не мир, а всего лишь карман мира, ну да кто бы из вас разбирался… Вот и умница. Слушай сюда. Идем, идем. Да, правильно угадал, твоя дверь, она самая. Вот, что сейчас будет. Ты пойдешь в свой мир…

– Нет!

– Ты пойдешь в свой мир, – терпеливо повторила она, – и позволишь каждой нанесенной обиде тебя ужалить. Каждому гадостному поступку – укусить. Каждая дрянь о себе напомнит, уж поверь, ничто в человеке не пропадает бесследно! Тебе еще, кстати, повезло, что ты не жадный. Жадность – ох, какая же это тварь! Изнутри выгрызает… И вот, когда ты вспомнишь все, что натворил, узнаешь свою подлинную цену, поймешь, что с этим делать…

– Ты меня выпустишь? – спросил он.

– Ты сам себя выпустишь. Я даже запирать не буду.

Она открыла синюю дверь и толкнула туда хозяина мира.

Мужчина моментально обернулся и попытался выйти обратно, но наткнулся на невидимую стену.

– Сначала – приведи там все в порядок, – сообщила она.

Он ударил кулаком в преграду.

– Знаешь, обычно я выпускаю клиента без всякой отработки, потому что мне плевать. Но ты мне нравишься… Из тебя может получиться вполне интересный и, что важно! – достойный человек. Но придется потерпеть. Да… осознание – оно такое. Работаю там, где психологи спать боятся.

Она начала закрывать дверь и с той стороны донеслись приглушенные гневные вопли.

– Не запираю, не запираю! – заверила она. – Просто прикрою. Остальное – сам, сам!

Наконец, вопли утихли, Никодима отошла от каталога дверей.

Олеф встал, подошел, протянул ей кружку с чаем. Вернулся в кресло.

– Спасибо, дорогой.

– Это ты ему рога вырастила?

– Ну да. Удобно же, если высокий и не слушается.

– И Одону обещала рога.

– Он тоже плохо себя вел. Надо же, неужели рассказал? Не ожидала.

– Не он. Я с ним не разговариваю. Уманс проболтался.

– А. В это верю.

– Почему именно четыре?

Никодима отхлебнула чай, поставила кружку на стол. Пожала плечами.

– Обычно двух хватает, но тут – особый случай. Но вообще, я не всегда рога выращиваю. Смотря, какой мир, чего он требует. Иногда – чешую. Иногда – крылья. По-разному.

– Может, мне что-нибудь отрастим? – предложил он, чуть понизив голос.

– Слушай, благоверный, а тебе домой не пора?

Олеф расхохотался, притянул к себе Никодиму, усадил на коленки и зарылся носом в ее пестрые волосы.

– Можно, я еще побуду? Люблю смотреть, как ты работаешь, – с умилением сообщил он.

Когда Олеф вошел в квартиру номер шестьдесят семь, дислокация в комнате была следующая: Геля сидела на диване, проверяла тетрадки; Никодима с черными волосами, заплетенными в толстую косу, без привычной футболки (одета в строгий брючный костюм) быстро набирала текст в телефоне. При появлении мужа она даже не подняла голову. Геля приветственно кивнула.

– Привет, Геля. Привет, дорогая, – поздоровался Олеф. – Новая прическа?