– Дом Гая Ашата. – Вита едва успела поймать брошенные ей записи. – Семья плебейского сословия, входит в золотую тысячу торговых домов. Им принадлежит солидная доля в уходящих в степь караванах. По слухам, в поместье Ашатов денег можно найти больше, чем в крепостной казне, – и глазом не успеем моргнуть, как начнут вопить об удобных кострах и вороватых легионерах. Надо найти приходно-расходные списки. И описи!

Вита сузила глаза:

– С каких пор «медик» стало еще одним синонимом «судебного прислужника»?

Ее не слушали, той же командирской скороговоркой очерчивая задачу Авла:

– …надо закончить до темноты. – Молодой офицер завершил свою речь. Торопливо кивнув, бросился к полыхнувшему заревом очередному пожару.

Медики за его спиной обменялись выразительными взглядами. Подобная спешка стала в этот день удручающе привычной. Легионеры носились по улицам, точно мыши, над которыми занес лапу разъяренный кот. Карантин длился долгие недели, и с каждым днем характер трибуна, командующего когортой, становился все невыносимее. Прямо пропорционально возрастала резвость, с которой выполнялись его приказы.

Медики отсалютовали друг другу табличками. Пропели циничным хором:

– Служу империи!

Они слаженно развернулись спина к спине. Так же слаженно, не давая себе перевести дух, направились к домам, что расположены были по разные стороны дороги.

Ворота купеческого поместья кто-то предусмотрительно выбил. Причем задолго до прибытия легиона. Вита в последний раз окинула взглядом трещины и язвы на стенах, засохшую поверх них причудливыми разводами кровь. Если к жертве не хотят подходить близко, ее можно забить камнями… Медик отогнала давнее, режущее красками и криком воспоминание. Шагнула внутрь.

Дом Ашатов не предназначен был для взращивания семьи. Он вообще не имел ничего общего с приличным имперским домом. Поместье задумывалось как купеческое подворье – и строилось соответственно. Это был торговый бастион на границе между имперским порядком и степной дикостью. Высокие стены выглядели бы внушительно, если б не стояли в тени настоящих крепостных укреплений.

Вряд ли число постоянных обитателей поместья превышало полдюжины, но когда в поселении Тир останавливались караваны, это число легко могло возрасти и до сотни. Слева возвышались укрепленные помещения складов, справа – что-то, более всего напоминающее казармы. Между их боками было зажато помещение, очень четко показывающее: купеческую лавку не сделаешь дворцом, прилепив к ней портик и пару колонн.

Просторный, вымощенный камнем и укрытый навесами двор явно предназначался, чтобы размещать людей, животных, повозки. Сейчас здесь не было ни одного, ни другого, ни третьего. Сейчас купеческий двор выглядел полем давней, безжалостной бойни.

Понимание пришло вместе с волной сладкой вони и было похоже на удар. Вита остановилась. Сделала один выверенный шаг назад. Привалилась лопатками к стене, отвернула лицо. Смутно порадовалась, что проводит осмотр одна, потому что при свидетелях никогда не позволила бы себе подобной слабости. В этом доме смотреть на младшую дочь благородного рода Валериев было некому. Некому…

Она не хотела идти внутрь. Просто не хотела. И без того понятно, что произошло в доме Ашатов. Ничего нового там не найти.

Давление в груди. Она, оказывается, задержала дыхание.

«Никуда не годится, Валерия. Никуда».

Сделала вдох – и вновь застыла. Запах…

Вита поймала ощущение пульса на своем запястье, зачастившее биение в висках, над ключицей. Расслабила диафрагму, живот, плечи. Привычно замедлила сердце до размеренных четких ударов. В глазах прояснилось. Вонь не стала меньше, но будто поблекла, отодвинулась. Ушла под поверхность ее внимания, как рисунок погружается в воск.