Продолжаю, а точнее дополняю о своих родителях в период жизни в Караганде. Папа видел, как люди живут в хибарах, бедно одеты, полуголодные дети бродят вокруг нашего дома, радуются, когда удаётся выловить из норы сусликов (в нору лили воду, пока очумелый суслик не выползал из норы). Этих крохотных существ жарили на костре, даже косточки грызли. В огороде рос паслён, сладковатая ягода, но от неё разрывало живот, мы корчились, катались от боли. Но когда боль утихала, снова устремлялись в огород и с нетерпением ждали, когда паслён поспеет. Так вот, папа решил что-то предпринять. До нас, детей, иногда доносились разговоры родителей о том, как в двух школах сложить печки (в каждом классе по маленькой печурке), чтобы дети не замерзали. Он и мама нашли печников, собрали кирпичи, а уголь школы получали от шахты по распоряжению папы. После Победы стали возвращаться мужчины. Папа устроил курсы для тех, кто согласен работать в забое, сам преподавал, принимал экзамен и только потом допускал к работе в забое, особенно строг был к бурильщикам. Много пришло с войны искалеченных (кто без руки, кто без ноги). Папа смог привлечь их к обучению шахтёрскому делу, к руководству строительством клуба. В помощники позвал детей-сирот, обучающихся в профтехшколе (возраст от 11 до 13 и от 13 до 15 лет). За это их кормили в шахтовой столовой, давали яблоки. Они очень старались. Мы, дети Максимовых, тоже участвовали в строительстве: подносили доски, убирали мусор, мыли стёкла. Папа обеспечил клуб теплом и электричеством. Это был праздник! Тепло, светло! Мама занялась подготовкой концертной программы (естественно, на общественных началах). На открытие клуба собрался весь Майкудук. Фронтовики в гимнастёрках, украшенных медалями, рядом жены, старики, дети. Яблочку упасть было бы негде. Мама начала концерт лирическими стихами С. Есенина. Особенно народу нравилось «Письмо к матери». Ещё бы! Там такие слова: «Ты жива ещё, моя старушка! Жив и я! Привет тебе, привет! Пусть струится над твоей избушкой тот вечерний, несказанный свет». Женщины плакали. Я тоже принимала участие в концерте и всех последующих. Пела с подружкой Раей Гриненко песни «Катюша», «Эх, дороги!», «Прощайте, скалистые горы» и другие. Нас вызывали ещё и ещё. Но у неё вдруг пропал голос. Она хрипела. Я вышла одна на сцену, показала на горло, объяснила, что случилось, но зал требовал: «Пой! Тома, пой!» И я спела «Сулико». Что творилось в зале! Слёзы у всех! Мои родители смотрели по сторонам, потом на меня, и по их взгляду я поняла: они поддерживают зал. Я спела еще 2 песни, а люди всё требовали, плакали и требовали: «Давай, дочка!» Несколько фронтовиков встали со своих мест, один с костылём, поклонились и тихо попросили: «Пой, дочка!» Тогда на сцену поднялись мои родители, и мы запели «Сулико» на три голоса, как бывало дома. Что творилось в зале – трудно выразить словами! Мы спели ещё 3 песни, так как нас не отпускали. Тогда папа взял мандолину и спел «Гори, гори, моя звезда». Народ не скрывал слёз. Наконец, зал затих. Мама обещала, что такие концерты будут ещё и пригласила всех, кто поёт, танцует, читает рассказы или стихи. Тут же вопрос из зала: «Когда приходить?» Так начиналась новая, послевоенная, мирная, почти творческая жизнь Майкудука.

Папа решил посоветоваться с бывшими фронтовиками: надо бы построить киноклуб и пускать фильмы. Очень удачно выбрали место: рядом с общиной сосланных поволжских немцев. Это были скромные, трудолюбивые люди. Территорию вокруг общины содержали в порядке, развели сады, огороды. Их дети прилежно учились в одной школе с нами. Клуб построили, киноаппаратуру добыли, сами строгали скамейки, красили. Папа обеспечивал кинозал теплом и электричеством. Мы, дети Максимова, могли входить без оплаты. Иногда проводили с собой тех ребят, которые стояли в сторонке и надеялись на чудо. Старушка-контролёр не препятствовала. Киномеханик нашелся из местных фронтовиков-инвалидов, подучился и «в бой», как он выразился. Мама побывала как-то в моём классе в апреле, когда в Караганде уже стоит жара и учиться под палящим солнцем мало приятно. Мама купила в аптеке марлю, мы с братишками нарезали из журналов цветочки, картинки, птичек, прикрепили на марлю и получилось, как нам тогда казалось, что-то воздушное, сказочное. Мы стали открывать окна в классе, и при малейшем дуновении ветерка отвлекались от учителя. Но и учителя этому радовались. То же самое мама устроила в мальчуковой школе (тогда мальчики учились отдельно от девочек). Однажды учительница вызвала маму в школу и с гневом поведала о дурном поступке сына – моего брата Бори. Оказалось, он во время урока попросился выйти в туалет. Учительница запретила. Тогда он, как сказала учительница, повел себя как настоящий хулиган: взял шапку соседа по парте (своя оказалась в гардеробе) и пописал в неё, надеясь на перемене вынести в туалет. Но вот беда – шапка промокла, и Борина моча достигла ног учительницы. Мама её попросила, учитывая слабый мочевой пузырь сына, отпускать, если он просится, а Борю тут же призвала вымыть пол во всём классе. Учительница продолжала изливать святой гнев и успокоилась только тогда, когда мама сказала: «Не волнуйтесь! Я куплю мальчику новую шапку, а Боря выстирает эту и будет её носить». Так и было.