Однажды, вскоре после разговора об альтруизме, мы обсуждали адекватное поведение в ситуациях, когда мне приходилось утешать людей, страдавших от неразделенной любви. Видя, что я теряюсь в суждениях об этом предмете, она спросила, не социопат ли я. Помню, как, не зная, что ответить, принялась лихорадочно подыскивать слова, не вполне понимая, что такое социопат и почему она подумала, что я такая. «Социо-» – это что-то об обществе, «патия» – какое-то болезненное состояние, то есть «социопатия» – нарушение отношения к обществу? Это мне знакомо.

Замечание коллеги меня не оскорбило. К тому времени я уже и сама отчетливо сознавала, что есть нечто, необратимо отличающее меня от других. Я очень рано поняла, что они рассматривают свою жизнь не как сложную игру, в которой все события, вещи и люди могут быть оценены и взвешены с математической точностью с точки зрения их полезности в личных целях и удовольствиях. Несколько позже я также заметила, что многие люди испытывают чувство вины, то есть сожаление особого рода, возникающее не от негативных последствий какого-то поступка, а от некоего нравственного императива, коренящегося в совести. Обидев другого человека или причинив ему зло, такие люди страдали так, словно их поступок нарушал что-то в устройстве вселенной, и это вселенское потрясение вызывало у них душевные муки. Мне приходилось притворяться, будто и я испытываю то же, я имитировала поведение испытывавших его, но самой мне чувство вины оставалось неведомо. Это сильно подстегнуло мое любопытство. Если есть ярлык, которым меня можно обозначить, то, вероятно, я смогу узнать о себе много интересного. Действительно, начав читать статьи и книги о социопатии, я находила описания, в которых узнавала себя.

Оказалось, что когда-то моя сотрудница познакомилась с человеком, который, как она выяснила, оказался социопатом. Вместо того чтобы сочинить слезливую историю об очередной невинной жертве бессердечного мошенника, она поддерживала с ним многолетнюю искреннюю дружбу. Оглядываясь назад, могу сказать: стремление этой женщины смотреть на меня как на человеческое существо, невзирая на то что она считала меня социопатом, свидетельствовало, что меня можно понять и принять такой, какая я есть. Та женщина служила живым доказательством того, что не все наделенные совестью и сочувствием ужасаются таким, как я.

Я действительно была очень рада, что для меня нашлось определенное обозначение, термин, ибо это означало, что я не одинока в мире. Должно быть, подобные чувства испытывают люди, вдруг осознавшие свою гомо- или транссексуальность (нутром они, конечно, всегда чувствовали свою необычность).

С того момента, когда был поставлен любительский диагноз, до периода самоанализа и интроспекции после увольнения прошло несколько лет. Узнав слово «социопат» и поняв, что оно означает, я испытала кратковременное удовлетворение и стала относиться к этому факту как к интересному, но незначительному и постепенно забыла о нем. Однако, когда жизнь дала трещину, я поняла, что жить так – признавая, что я не такая, как все, и игнорируя это положение, – дальше нельзя. Мне отчаянно требовались ответы на мучительные вопросы, и я обратилась к психотерапевту. Но врач буквально стала игрушкой в моих руках, и к тому же сеансы – при весьма спорной эффективности – обходились довольно дорого. Однако во время психотерапевтических сеансов я вспомнила о былых разговорах во время практики и любительский диагноз – «социопатия». Я поняла, что ответ надо искать в социопатии, и принялась за книгу, которая как раз в то время целиком появилась в сети. Это была книга основоположника современного понимания психопатии доктора Херви Клекли.