Замёрзший ритуальный автобус уткнулся в сугроб где-то на окраине одного из подмосковных городов, которым нет числа. Наконец-то приехали. Дорога в морг, потом на кладбище и обратно, отпевание на жутком морозе, который не отпускал ни на секунду и негде было хоть немного от него спрятаться, хоть чуть-чуть согреться. «Смертельный холод», теперь Саньку стал ясен истинный смысл этой фразы. Вся их поездка началась в час, а сейчас уже было почти шесть вечера, на улицы опустилась тёмная зимняя ночь, чёрным саваном укрывшая замерзающий город и его обитателей. За время пути с кладбища он настолько врос в холодное кресло неотапливаемого салона автобуса, что казался себе ледяной статуей, заиндевевшей фигурой, полностью покрытой коростой льда. Почему водила не включит печку на людей? Попытки прорваться на место рядом с ним, чтобы отогреть конечности не увенчались успехом. Тот только сделал бронетанковое лицо и даже не открыл пассажирскую дверь. Да собственно, кто они ему, всего лишь очередные кладбищенские пассажиры, зачем им тепло.

Саньку казалось, что он заледенел настолько, что если сейчас попытается встать, то развалится по кускам, как Терминатор, замёрзший в жидком азоте во второй части известного боевика. С какого-то момента он перестал ощущать тело, вместе с этим ушёл холод, наверное, это плохо, первые признаки обморожения, а может просто адаптировался как тот Кай, в которого попали осколки дьявольского зеркала Снежной королевы. Санёк разогнул одну ногу, вторую, они почти не слушались и приходилось помогать руками. Его тело было напряжено до предела, сопротивляясь низкой температуре. Он встал, хлопая заиндевевшими ресницами и облизывая ледяные синие губы.

– Ну что застрял? Выходим, всё, приехали, автобус дальше не идёт.

Все уже вышли из тёмного катафалка на вечернюю улицу, он поспешил за ними. Ещё не сняли иллюминацию, всё-таки новогодние каникулы. В окнах тут и там разноцветные огни, магазинчики украшены мишурой и гирляндами, на фонарных столбах светящаяся новогодняя атрибутика. Санёк осмотрелся. Вокруг хрущёвские пятиэтажки, где жёлтого, где серого кирпича, перемежающиеся с редкими девятинами-панельками, перекрёсток, чуть дальше небольшой торговый центр. Так… вот его-то точно надо посетить. Вот не знал бы, что в Москве, можно было бы с уверенностью сказать, что он сейчас в Чебоксарах, или Саранске, или Саратове. Никаких отличий, даже вроде вот ровно здесь он когда-то был. Дежа вю, одинаковая жизнь.

– Ну что застыл? Пойдём, вон кафе, – сказала ему Ольга, сноха покойного.

«Кафе»… Какое сладкое слово, от него веяло теплом и пищей, вкусной, сытной. Ведь мало того, что он замёрз, как герой войны Карбышев, так ещё к тому же в добавок не ел почти сутки. Во-первых, Рождественский пост, да к тому же его самая строгая часть – последняя неделя. Во-вторых, со вчерашнего дня в дороге и как-то не пришлось… Да и вообще найти в пути вот так вот запросто постную еду не так-то просто, да в общем-то особо и не предлагали. Как там сказано? «…Много званых, да мало избранных…». Санёк взглянул, куда через сугробы направилась немногочисленная траурная процессия, поскальзываясь на льду и поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Обычная серая пятиэтажка, в центре которой вход в подвальное помещение с полукруглой аркой и вывеской, на которой написано эдаким размашистым подчерком «с претензией на каллиграфию»:

Кафе «Надежда».

Интересное название заведения для поминок. Какая уж тут надежда, когда все надежды уже кончились, осталась одна безнадёга. Не знавший ни крошки хлеба со вчерашнего дня желудок грустно заскулил и его свело голодным спазмом. Как-то раньше и не думалось о еде, не до неё было, а тут смотри, естественный инстинкт проснулся. В Саньке боролись между собой только два желания – согреться и поесть. Вот скажи ему сейчас: «Выбирай, вот тебе кусок золота на одной чаше весов, а на другой – тёплый камин и вкусный ужин», он без сомнения выбрал второе. Хотя… Ещё надо посмотреть, какого веса тот кусок золота. Он стал догонять спускавшихся в подвал-кафе на поминки родственников.