– Корйенйева Стйепанида Константиновна, правильно? – спросил Тим.
– Да… – глухо ответила девушка. – Коренева.
В связи с резко возросшей в городе активностью коммунистических партизан и подпольщиков рук в ГФП стало не хватать, и тогда на совещании руководства штандарта и высших должностных лиц комендатуры было решено создать в местной вспомогательной полиции собственный политический отдел под кураторством ГФП. Делами импровизированных агитаторов и активных выразителей недовольства существующими порядками стали целиком заниматься русские же полицейские, имевшие намного лучший контакт с населением, чем кое-как способные объясняться на русском языке немцы. В этот отдел постарались набрать наиболее благонадежных русских сыщиков: глубоко и искренне ненавидевших большевистскую власть и тех, кто уже сам снискал ненависть к себе сородичей, а потому вынужден был усердно работать на власть немецкую. Теперь при обнаружении где-нибудь антинемецких листовок, выявлении какого-нибудь тайного пропагандиста, шепотом и на приятельских посиделках призывавшего к поддержке коммунистов, сначала разбиралась вспомогательная полиция, и если возникало обоснованное подозрение на связь дела с организованным подпольем, дело передавалось в ГФП. Конечно, не было гарантий ни того, что русские полицейские подойдут к делу спустя рукава, ни того, что сами же прикроют по-настоящему опасных лиц, но на просеивание всех случавшихся по нескольку раз на дню эпизодов тайной антинемецкой и коммунистической агитации в городе у немецкой военной полиции просто не хватало кадров.
Именно сотрудники политического отдела вспомогательной полиции по своим агентурным каналам выяснили, что восемнадцатилетняя Степанида Коренева, студентка открывшегося недавно токарного училища, хранит в квартире, где живет со своей матерью, большевистские листовки. Под каким-то предлогом хипо провели в той квартире обыск, листовок не нашли, зато нашли большую пачку недавнего номера коммунистической газеты «Известия», по которой сразу стало ясно, что Коренева распространяет эти газеты в городе. Недавние номера разных большевистских газет, в том числе «Известий», постоянно появилялись раскиданными по почтовым ящикам, разложенные по городским скамейкам, даже расклеенные в развернутом виде по стенам и щитам, в разных частях Ростова. Они могли поступать только из-за линии фронта, а значит, их распространители, в том числе Коренева, несомненно, были связаны с русской военной агентурой, и скорее всего, с сетью Югова. Поэтому вспомогательные сыщики, арестовав Кореневу-младшую, а заодно до окончания разбирательства и ее мать, передали дело в ГФП. Директор распорядился сразу отправить женщин в тюрьму, так как опасался, что среди охранявших арестный блок полицейского управления хипо могут быть агенты подполья, а дело поручил расследовать Тиму с командой.
Используя тактику устрашения сходу, Тим не стал самолично проводить первый допрос дочери и матери Кореневых, чтобы раньше времени не вызвать у тех слишком резкой неприязни, а отправил допрашивать женщин Эмана – старшего полицейского секретаря, поступившего в его команду после отбытия под Сталинград Веделя. На первом допросе Степанида Коренева ничего не показала, говорила, что ничего не знает и отвечать не хочет. Ее мать сначала тоже отговаривалась, обвиняла вспомогательных полицейских в том, что подложили им в квартиру газеты, но когда по указанию Эмана казаки из тюремной бригады принялись сечь Степаниду плетьми в присутствии матери, та обвинила во всем некоего Ваську – друга Степаниды, часто бывавшего в их квартире, когда-то состоявшего в Комсомоле, потом выбросившего комсомольский билет. По мнению Кореневой-старшей, именно этот Васька мог склонить ее дочь к вредительству немецким властям.