Поэтому, когда я окончательно проснулась, то больше не могла ни о чём другом думать, мне пришлось достать все свои краски и устроить ревизию – масляных ой как мало! Они тогда очень ценились и в свободной продаже отсутствовали напрочь, только в столичных художественных магазинах можно было купить необходимые цвета, и то, если очень повезёт. Но у меня имелось много эскизной гуаши в больших банках, и я придумала, что подмешаю в гуашь клей ПВА, тоже дефицитный и драгоценный, тогда обычная гуашь ляжет на кирпич, как миленькая. Осталось подбить народ составить мне компанию.

Народ подбился быстро и с удовольствием, мы договорились, что пойдем в Успенку чуть раньше полуночи, приготовим всё для костра, а когда наверху зазвонят колокола, я начну писать тот самый образ, который мне явился во сне. Наши музыканты в это время будут играть, петь и поддерживать огонь, чтобы я хоть что-то смогла увидеть в темноте, ведь свечек для этого явно недостаточно.

Мы решили, что таким образом справедливость восторжествует, и пока у них там наверху праздник, толпы народа, церкви украшены, всё сияет огнями, то и в заброшенном храме на берегу тоже состоится пасхальная служба, но по нашему уставу.

Вечером накануне Пасхи мы втроём или вчетвером ещё засветло пошли прогуляться и купить еды, моя Алька сидела у Юрки на загривке, вертелась, хихикала, дёргала его за уши и болтала ногами в сандаликах, и на её макушке подпрыгивал большой красный бант, как у Мартышки из мультика про 38 попугаев.

Помню, как перед выходом меня слегка знобило от волнения, я нервничала, как накануне экзамена, удастся ли мне справиться и что получится в итоге? Краски и кисти я приготовила ещё днём, и часам к десяти вечера все наши собрались в мастерской, а в одиннадцать мы двинулись к Успенке, прихватив с собой еду, чай в термосе, дрова для костра и подстилки.

Многие подробности той пасхальной ночи тоже стёрлись из памяти, но вот что осталось яркой картинкой – стена, грубый кирпич, сполохи костра, мне очень мешает моя тень, она закрывает свет. Мы зажгли свечи справа и слева, но их мало, очень мало!

Внизу на земле стеклянные банки с гуашью, я лихорадочно мешаю краски в большой фарфоровой тарелке, они тут же впитываются в кирпич, я не вижу результата и почти в отчаянии, дым от костра и сигарет щиплет глаза, в ушах звенят гитары, флейты, Иркина скрипка и колокола.

Время, как тот мифический змей, ухватило себя зубами за хвост и закольцевалось. Ночь кажется бесконечной, но часы это опровергают, утро неумолимо и стремительно приближается, а я почему-то твёрдо знаю, что должна успеть закончить работу до того момента, как взойдёт солнце.

Пока я работаю без оглядки, за моей спиной всё время что-то происходит – там поют и играют, едят и болтают, приходят и уходят десятки людей. Весть о нашей затее разнеслась широко, мне потом кто только не рассказывал, что был с нами в ту ночь. Алька спала в храме где-то у костра до самого утра, её обожаемый Юрка возился с ней и взял все хлопоты на себя.

И вот в провалах окон справа зарозовело небо, а я сделала, что могла – на алтарной стене примерно три на три метра я написала двухметровый в высоту лик Христа, он хорошо просматривался даже от противоположного входа под колокольней, достаточно было одной свечи или неяркого света из окон купольной части храма.

Мы собрали все вещи, затушили костер, вышли на берег и встретили солнце, потом повернули к источнику, чтобы умыться прежде, чем усталость нас победит.

После той Пасхи прошло несколько месяцев, за это время мы все как-то сдали сессию и разъехались на каникулы. В середине лета я сильно соскучилась по друзьям, придумала уважительную причину и вырвалась из дома на пару дней.