– Рэй… Нет, его я и не забывала. Ни боли при общении с ним, ни пробелов в памяти, хотя у него была своя жизнь, у меня – своя, похоже на астральный брак. Рэй – сильный маг, но использовал способности в корыстных целях. Встречались периодически, но он всегда всё про меня знал, где бы ни находился. Не было смысла в ревности – никто никогда не заменил бы ему – меня, а его – мне. Мы понимали друг друга молча. Он учил меня замедлять и останавливать Время, перемещаться в Пространствах, менять сценарии. Пытался научить поисковым работам, но за шаг до цели я поворачивала обратно, не доверяя себе. Он рассказывал мне то, чем не мог поделиться с другими, а я – ему. Он принимал меня настоящей: видел во мне Солнце и позволял светить, потому что не боялся быть затмённым. Незримая связь идеально подходящих друг другу душ, которые не могли быть вместе: я не хотела заниматься чёрной магией, а он не хотел её бросать. Рэй не верил ни в Ад, ни в Рай, ни в Бога, но помогал, когда мне было плохо, даже после того, как сбросил земное тело – появлялся, чувствуя, что я тону, спасал и исчезал.

– Ты не сможешь пересечь границу, пока тебя не проверят на все привязанности к земному. В «стёртом» Прошлом явно что-то есть!

– Но Рэй сказал, что я должна сделать нечто, а не вспомнить всё.

– Возможно, этим нечто компенсируется дисбаланс Весов. Но если память не вскроется, ты всё равно застрянешь здесь. Предположим, ты сделаешь своё доброе дело. Подумай: почему до 40-го дня?

– Я запуталась и устала, Джойс. Не хочу ни о чём думать!

– Ладно, я почитаю тебе свой роман про Апостола Петра, отдохни. Кстати, ты наверняка делилась сокровенным с афонскими друзьями – человеку проще рассказать о самом важном и больном тому, кто не вхож в его ближайшее окружение.

Слова Джойс из романа про Святого Петра погружают меня в Туман. И вот я снова – в зале с огромными Весами и киноэкраном, на котором мелькают кадры из моей жизни. И я вижу в Тумане незнакомые лица, рассказывающие, как я заказывала сорокоусты в 40 монастырях за кого-то. И на экране я звоню сотрудникам Патриархии в Иерусалиме и перевожу им последние деньги, звоню друзьям – прошу заказать и в Киевской Лавре, и в Оптиной Пустыни, и на греческом Афоне, и бегу в монастыри, которые знаю в Москве. Кто он? И я слышу в Тумане голоса: «Он трижды отрёкся от неё». Крылатые существа шепчутся между собой. И один из них, с крестом в руке, отгоняет от меня чёрта, в предвкушении бьющего хвостом и радостно повизгивающего: «Наша!»

Где-то во Вселенной

Едва я уселась на облако в Доме №5, как прямо передо мной…

– Я не хочу тебя видеть! – воскликнула я и вцепилась в Хранителя.

– В тебе просыпаются земные реакции, но придётся смириться! – Плутон, в длинной чёрной мантии, которой прикрывал своё скорпионье жало с ядом боли, присел на облако напротив.

– Правде надо смотреть в глаза, – сказал Хранитель. – Вспомнишь на Земле то, что происходило здесь, на Лестнице, жить станет проще!

– Мне тоже плохо в Весах, знаке Венеры, – вздохнул Плутон. – Я здесь – в изгнании у целого поколения, будучи планетой медленной, плаваю в облаках 12—15 лет. Ты будешь искать мира и равновесия, сотрудничества и справедливости, ценить дружбу, находить оптимальный выход из кризисных ситуаций, идти по пути минимального сопротивления, предлагая компромиссы. Воздушная стихия располагает к повышенной коммуникации. Любая дисгармония приносит боль, а худой мир – важнее доброй ссоры. Важную роль сыграют личные взаимоотношения, в которых тебе свойственно уступать. Эгоизмом ты не пахнешь, что плохо для человека, но хорошо для души.