Как я и думала, Юра сгустил краски. И насчет их общих инвестиций в проект – тоже. Я не сильна во всем, что касается заработка денег – меня этому просто не учили, и сейчас я чувствую себя слизнем, который всю свою жизнь просидел на ветвях крепкого дерева, не зная ни голода, ни холода, но сует нос повсюду, даже если дерево не очень нуждается в его поддержке.
— Это касается и меня тоже, - упрямо говорю я, когда отец взглядом дает понять, что его проблемы – это только его проблемы, и незачем обременять ими мое девичье сознание. – Я давно не ребенок, па. Я была достаточно взрослой для замужества и буду достаточно взрослой, чтобы выслушать обо всех наших проблемах. И прежде чем ты скажешь, что я «твоя маленькая болезненная девочка», тебе нужно знать – я собираюсь растоптать Юру и все семейство Шаповаловых. Потому что Юра – наркоман, и потому что он, хоть я просила не поступать так со мной, сделал мне наркоманского ребенка!
Все-таки голос дрожит, в горле саднит, как будто я бежала и жадно глотала морозный воздух. Мама рядом: сжимает мои пальцы, выражая немую поддержку. Я сделала огромную глупость, когда пыталась отгородить их от «закулисья» нашей с Юрой безоблачной любви. Я должна была больше им доверять, а вместо этого подарила доверие человеку, который того не стоил.
Ошибка, за которую я заплатила сполна. Ошибка, которая сделала меня сильнее.
Пока мама держит меня за руку, я рассказываю обо всем: и о его постоянных изменах, и о том, что даже на нашей свадьбе он не посчитал нужным сделать исключение. Обо всем, что все эти месяцы было только моей тайной. Выплескиваю злость на то, как все чертово семейство решило сделать меня племенной сукой для их щеночка. Слова рвутся из горла вместе со слезами и горечью обиды на саму себя. Я ведь тоже была слишком слепой. Я же знала, что из себя представляет мужчина, за которого выходила замуж. Слепо любила и на каждом шагу обманывала себя. Хотела уйти – такие мысли посещали мою голову постоянно. Но еще сильнее хотела остаться и была готова найти этому тысячу причин.
Папа у меня – кремень, и иногда его заносит на поворотах. Но когда моя исповедь подходит к концу, он возвращает стакан на место и убийственно тихо говорит:
— Значит, война.
Спокойно, без лишней суеты, снимает пиджак и засучивает рукава, как будто готовится брать меч и рубить головы. Даже сквозь слезы и боль нахожу силы поддержать его улыбкой.
Если смотреть на картину в целом, то Юра категорически неправильно, никого не спросив, вложил деньги, которые ему доверили. Заключил несколько сделок, которые не выгорели и потащили огромные долги. Взял кредит на имя фирмы – и тоже бездарно его спустил. И еще один, надеясь все отбить.
— Он знал, что идет на дно, - говорит отец, мрачно покачиваясь на пятках. – Что за ним уже охотятся не только банки, но и люди, которым мелкий Шаповалов должен не меньше чем банкам. Они с отцом все повесили на меня. – Отец трет лоб, подбирает понятные мне слова. – Получается, что теперь всей этой ямой владею я – и кучка мелких инвесторов, с которых взятки гладки.
Я понимаю, что на самом деле все куда сложнее и запутаннее, но достаточно того, что Шаповаловы, когда запахло жареным, просто спихнули все на Розановых, и их не остановило наше вроде бы «родство», ради которого и затевалась свадьба.
Это все, что нужно знать об этом семействе.
И наша история была бы почти как в Ромео и Джульетте, если бы не одно «но» - я собираюсь сама прирезать Ромео, а потом жить долго и счастливо со своим Гамлетом.