Москва – Берлин. 3 ноября 1931 года. «Дорогой мой Витенька, моя открытка должна тебе сказать, что длинное письмо следует. Вчера, после мамы, пришло ж…, а сегодня Олюшка его кончит и отправит. Она тебе обо всём напишет. У нас всё хорошо. Оля хорошо выглядит. Приезжай поскорей к любящим и скучающим по тебе Кошке и Мамухе».

Эта китайская лаковая с перламутром шкатулка попала в наш дом от Бориса Моисеевича Данцига, кузена Виктора Акимовича Данцига (Акиба и Моисей были братьями). Борис Моисеевич часто бывал в Берлине поэтому знал бабушку. В СССР он стал востоковедом, профессором. Внесён в Советскую энциклопедию. Он был старше Вити, но они дружили и в Германии, и в России. А мама дружила после смерти Бори с его дочкой Таней. Жили они на Арбате, в Староконюшенном (не путать с Новоконюшенным) переулке, дом 17, квартира 19, где сейчас магазин «Чай». Я с мамой ходила к ним в гости. Всем родственникам он дарил китайские лаковые произведения искусства. В шкатулке: игольницы из слоновой кости, слоновая игла для резинки, ножичек и ещё один малюсенький ножичек микс. В нём и ножичек выдвигается, и ножнички и крючочек – это орудие для ришелье. Размер его всего 3 сантиметра. И колёсико для намётки шва, колёсико для намотки ниток, и коклюшка для плетения кружев, и грибок для штопки носок, и шляпка для штопки пальчиков перчаток, и большие и маленькие катушки шёлковых ниток для швейной машинке «Зингер», и моточки шерстяных ниток для штопки, и футлярчик с канвой для штопки фильдеперсовых чулок, и петли из шёлковых ленточек, и шёлковые подвязки (красная и розовая), и малюсенький кожаный чемоданчик, где хранится иголка с золотым ушком, и, и, и…

А ещё есть кожаная катушница с маленькими шпульками, а ещё – шкатулка с муаровыми атласными лентами, и уже потёртая вышивка по шерстяной канве шерстяными нитками, а ещё скатерть как в Екатерининском дворце в Петергофе, а ещё, а ещё, а ещё…

Стоят 3 фотографии бабушки: одна – в слоновой рамке с розами, 1911 года, для двух других, 1896 года, где бабушка – молодая невеста в платье с кринолином у зеркала. Для них я специально купила бронзовые рамки в антикварном салоне, одна даже с венецианским стеклом. Через маму я полюбила образ бабушки.

Когда-то, в 1998 году, на последней странице журнала «Работница» в статье «Из бабушкиного сундука» эту шкатулку сфотографировали. А сколько я сдала раритетов в Музей Маяковского… Есть ещё другая кожаная шкатулка – катушница, с маленькими шпульками разного цвета ниток. А ещё шкатулка ручной работы с атласными лентами и листок из старинного журнала с чертежом вышивки. А вышивали и на мешковине, и на шерстяной канве, вышивали шерстью и ирисом, вышивали на вязаном шерстяном одеяле. И всё это хранится в доме (для тех, кто увлекается рукоделием). На каждой вещи вышивались инициалы. Сохранилось 2 саше с носовыми платочками, где крестиком вышито Р.Е. бабушка – девушка и Р.К. бабушка – женщина. Одно из саше в публикации журнала «Seasons» за 2004 год. А также сохранилось 2 рушника: один с монограммой Р.Е., другой – с Р.К.

Наступила война. Я с бабушкой была отправлена в эвакуацию сначала в Алатырь, потом в Йошкар-Олу Марийской АССР. Из этой жизни помню 4-5 эпизодов:

Пошли мы с мамой на базар менять запасы мыла (из Германии) на муку. И вдруг с телеги слетел петух и клюнул меня до крови в попку.

Весна. Бурный поток воды вдоль деревянного тротуара. Дети пускают кораблики. А у меня была маленькая синяя сковородочка и красная пузатая кастрюлечка для куклы. И вдруг поток уносит кастрюлечку… Слёзы, слёзы, слёзы. А сковородочка всю жизнь служила у меня подставкой для бутылки с маслом и напоминала об эвакуации.