– Та-ак, ребятишки! – обвинил я детей. – В Алыкеле за маму уцепились, а меня с чемоданами бросили! Тащи, папа, тяжеленные вещи один! А ведь помогать обещали. Нехорошо!

Вовка на мой упрек ничего не ответил, только дочь виновато потупила глаза.

– Мы очень соскучились по маме, папочка! – и она погладила меня по руке.

Летом Светлана не теряла зря времени. Она провела меня по комнатам с блестевшими свежей краской полами и заново покрашенными оконными рамами, косяками и дверьми. Мы, наконец-то, поцеловались. Глаза жены из-за стекол очков сияли знакомым светом. Она прижалась ко мне, положила руки на плечи, заглянула мне в глаза.

– Я так счастлива сейчас, Юра! – прошептала она. – Так счастлива! Наконец-то мы все вместе. Никогда больше не отпущу вас одних. Так плохо быть одной, так скучно без вас!..

Я спросил Светлану о новостях в экспедиции, но она ничего за последнее время не знала, так как ее сменная работа в порту Дудинки оставляла для отдыха мало времени.

Моя жена сама была виновата в том, что я оказался в отпуске без нее. Суматошный и нелепый своими неожиданностями полевой сезон прошедшей зимы, был неожиданно свернут в начале апреля и полевым подразделениям пришлось срочно стаскивать имущество отрядов на базу партии. Енисейское геофизическое объединение не смогло обеспечить финансирование нашей экспедиции во втором квартале года. Из-за отсутствия средств нам пришлось прекратить работы.

Вспомните первую половину девяносто второго года, когда были отпущены цены. Сразу началось что-то невероятное. Цена на любые виды услуг и товары мигом подскочила в десятки раз. Например, цена одного летного часа вертолета МИ-8 с тысячи трехсот рублей подскочила до двадцати трех тысяч, а в начале июня составила уже сорок три тысячи.

Отпуск цен подкосил финансовые возможности бюджетных организаций. Таймырская геофизическая экспедиция принадлежала к их числу. Люди, не выдержав финансового гнета, начали уходить в другие организации. Оставшимся было четко обрисовано положение, в котором оказалась экспедиция. Было предложено брать отпуск без содержания и временно устраиваться работать в городские организации.

Кроме того, ожидалось большое сокращение. С наиболее ценными специалистами руководство экспедиции заключило договора, согласно которым работники этой категории получали право на повышение окладов. Моя жена не принадлежала к числу незаменимых работников и потому ее оклад остался на смехотворно низком уровне.

Когда я прилетел с базы партии в Дудинку, Светлана после сдержанной жалобы на обстоятельства, вдруг попросила деньги на покупку пианино. Я был в шоке. По конторе экспедиции ползли самые различные слухи о ее дальнейшей судьбе. Не последним среди них был слух, что вот-вот наша экспедиция будет расформирована. Я уперся.

– Не дам тратить последние деньги на рояль, который теперь стоит больше двадцати тысяч! Подумала бы о том, что мы будем делать, если экспедицию разгонят? На что жить?

– Тогда я сама эти деньги заработаю! – упрямо ответила Светлана. – Уже взяла на четыре с половиной месяца отпуск без содержания. Устраиваюсь в порт приемосдатчицей.

Представляете мое положение? Жена вдруг решила сделать из дочки музыкантшу, отдать Юлю в музыкальную школу, и теперь, с обычным для нее упрямством, проводила свое решение в жизнь. Напрасно я протестовал. Светлану ничто не могло свернуть с выбранного пути.

Родом моя жена была с Украины, из Волынской области. Село, в котором жили ее родители, было расположено всего в сорока километрах от границы с Польшей. Маленькая, очень спокойная на вид, особенно когда надевает очки, делающие ее лицо каким-то очень кротким и беззащитным, в действительности она таковой не является.