Когда Степанова закончила ссать, мы поправили купальники и вышли на бортик.

– Лисовец, Самохин, Городецкий, – раздался мощный баритон физрука.

Так Макс проплыл или нет? Или я все проссала на пару со Степановой. Я подошла поближе. Макс был мокрый и тяжело дышал. Во я овца тупая! Всё пропустила!

Эти слова я, наверное, произнесла вслух, потому что Степанова сразу среагировала:

– Чего ругаешься?

– Заплыв Макса пропустила.

–А-а, – хитро прищурилась Степанова, – запала?

– А ты не запала? – огрызнулась я и засмущалась оттого, что выдала подруге свои чувства.

– Да ну, индюк. Сам в себя влюблённый. Ну ты не переживай, сейчас узнаем, как он проплыл.

Мы подошли к одиноко стоящей у стены Мухамедьяровой.

– Муха, как Евстафьев проплыл? – спросила у неё Степанова.

– Не знаю… – ответила Муха.

– Но ты же стоишь здесь! – возмутилась Степанова.

– Я не смотрела, как он плыл, – немного виновато сказала Муха.

– А куда ты смотрела? – уже с подколом спросила Степанова.

– На Константина Эдуардовича, – совсем растерялась безобидная Муха.

– Зачем? – тут уже интересно стало мне.

– Он тренер… – с уважением ответила Мухомедьярова.

– Нам их не понять, – махнула рукой Степанова, – пойдём у Губерманки спросим.

Губерман стояла в группе девушек, среди которых была и Орловская.

– Не надо, – испугалась я и кивнула на Орловскую, – там эта сучка.

– Корова бешеная, – согласилась Степанова, – надо же такой купальник напялить. Шалава. Голой бы вышла, все равно никакой разницы.

– Так, все поплыли? – громко спросил физрук, когда последняя тройка участников, пыхтя и фыркая, вылезла из воды.

– А можно мне переплыть? – подбежала к нему, потрясая сисьмой, Орловская.

– Валяй, – ответил Эдуардыч, изо всех сил стараясь не смотреть на ее розовые соски, чтобы не поколебать свои педагогические принципы.

Орловская, отклячив жопу, по лесенке спустилась в воду. Всё подошли поближе. Раздался свисток. Орловская тяжело оттолкнулась от бортика и уродливо погребла навстречу тройке. Доплывала она совсем убого.

– Ладно, трояк. За упорство, – произнёс Эдуардыч, презрительно глядя на секундомер.

Орловская грациозно вылезла из воды и гордо зашагала по бортику, сверкая половыми органами.

– Всё, поздравляю, – громко проговорил Эдуардыч, – сдали все. На этом ваши взаимоотношения с физкультурой окончены!

– В институте ещё будет, – выкрикнул Лисовец.

– А вот это меня уже, слава богу, не касается. Это пусть у институтских преподов голова болит, – радостно ответил Эдуардыч, отсалютовал и покинул бортик.

После бассейна ядро нашего класса – курильщики, двоешники и алкоголики – пошли отмечать сдачу зачёта по физре на детскую площадку недалеко от школы. Рядом, в магазине "Минеральные Воды", можно было купить водку и пиво. К сожалению, Макс был в этой компании. Я, как ни хотела пойти с Максом, совершенно не вписывались в ряды маргиналов, тем более, что после уроков у меня было занятие по химии. Наш химик, Сергей Анатольевич, готовил меня к выпускному экзамену.

Не знаю, что заставило меня полюбить этот необычный предмет: внешность химика, его тёплое отношение ко мне или красота химических формул. Но с химией я решила связать свою жизнь и нацелилась подавать документы в Менделеевский институт.

К 11 классу я так поднаторела в этой науке, что Сергей Анатольевич доверил мне лаборантскую, из которой я в последствии почти не вылезала. Я уже молчу о том, что половину всех пробирок и препаратов я перетащила к себе домой в мою личную химическую коллекцию, центром которой был бессмертный набор "Юный химик". Но Сергей Анатольевич этого даже не заметил. В лаборантской до моего прихода был жуткий бардак. Когда же там стало чисто и пусто, Сергей Анатольевич поразился, как можно так здорово прибраться.