– Как психолог могу сказать: пожилые люди нередко страдают старческими деменциями. Их причуды – только начало заболевания.

– Надеюсь, ты не меня имеешь в виду, – мрачно заметил отец.

– Конечно не вас, – тут же подхватила Лариса. – Хотя, согласитесь, у вас тоже есть причуды…

– Это он вам сказал?! – Николай Савельевич вонзил палец в сына.

– Сама вижу. Как это можно махнуть на себя рукой и отказаться от всякого лечения?

– Почему же от всякого? – хитро прищурился Николай Савельевич. – Если бы все врачи были такими как вы…

– Тогда вы позволили бы? – осторожно спросила Лариса.

– Позволил – что?

– Ну, хоть давление померить…

– Да ради Бога! – развел руками Николай Савельевич.

– Я сейчас! – Лариса нырнула за дверь.

Оставшись наедине с сыном, Николай Савельевич тихо сказал:

– Ну, что молчишь, бестолочь? Скажи мне, что она носит с собой все медицинское снаряжение, даже когда идет в гости.

– Папа… – Костя не знал что ответить.

– Какая девушка! – с чувством протянул отец, показывая глазами на дверь. – Неужели не твоя?

– Пап, ты прости…

– Ничего не знаю, ни о чем не догадался, и ты мне ничего не говорил. Понятно? Никого кроме нее возле себя видеть не желаю. Уйдет – помру.

– Ты серьезно? – Костя уже не понимал, шутит отец или нет.

– Серьезно! Я не вынесу, глядя, как ты упускаешь свое счастье.

– Да кто тебе сказал…

– Дурень…

Вернулась Лариса. Она сияла как школьница. Николай Савельевич притворно вздохнул и, закатав рукав рубахи, протянул ей руку.

Лариса измерила давление, шевельнула губами, что-то подсчитывая, и с легкой тревогой сказала:

– Таблеточку бы надо…

– Да у нас дома отродясь лекарств не водилось, кроме аспирина.

– У меня есть, – ложь давалась ей с трудом и она покраснела. – Ношу в сумочке на всякий случай.

– Тогда – давай, выпью. Что-то я и вправду чувствую себя не лучшим образом. Может быть засну после таблетки, а вы пока ужин приготовите. Есть-то мне можно?

***

Отец и вправду вскоре уснул. Лариса с Костей ушли на кухню.

– Там портрет на стене, – спросила она, глядя как Константин ловко управляется у плиты. – Это твоя мама?

– Да. Она погибла в автомобильной катастрофе. Знаешь, после маминой смерти ты, пожалуй, первый человек, с которым отец разговаривает…

– Костя, – сказала Лариса, – ты же понимаешь, у меня работа… Сегодня меня отпустили… по личным обстоятельствам. Завтра у меня свободный день, я могу посидеть у вас. Но потом…

Не оборачиваясь и орудуя большим ножом для резки мяса, Костя ответил:

– Ты не волнуйся. Во-первых, я ведь сказал ему, что ты работаешь. Он поймет. А во-вторых, он не захочет, чтобы ты стала его нянькой или сиделкой.

– Даже если я твоя невеста?

– Тем более не захочет, – улыбнулся Костя, обернувшись, и тут же сморщился от боли, рассадив себе руку.

Рана-то была пустяковая – срезал только кожу с пальца, но кровищи… Лариса деловито достала перекись и пластырь, взяла его за руку… Он уставился на ее руки, ласково касающиеся его пальцев как дурак. Интересно, если он ее сейчас поцелует, она сбежит? Конечно, сбежит! А может – нет?

– Ты лучше отвернись, – неправильно расценив его бледность, посоветовала Лариса. – Это может показаться смешным, но от вида крови чаще падают в обморок именно высокие и сильные мужчины.

Он отвернулся. Но каждое прикосновение ее пальцев вызывало разряд электричества, проносившийся по телу.

***

Пока готовилось мясо, Костя пригласил Ларису в свою комнату.

– Вон то кресло – особенное. Лучше нигде не отдохнешь. Занимай его, а я – сейчас.

Лариса удобно устроилась в кресле. Кресло оказалось мягким как пластилин и повторило изгибы ее тела. Ничего лучшего ей сейчас и предложить не могли. Разве что парочку бутербродов – с раннего утра во рту не было маковой росинки.