«Слава Богу – я жив.

Я могу мыслить, могу ощущать, но не могу двигаться, не могу говорить.

Что со мной?

Я ощущаю воздух надо мною, я могу дышать, вдыхаю этот сладостный воздух.

Как это хорошо!

Я ощущаю какую-то твердь где-то подо мною. Я прикован к ней, не могу пошевелиться.

Тьма. Почему мне темно? Почему нет света? Пусть включат свет!

Свет. Вот же он. Пробивается сквозь веки с трудом открывающихся глаз. Как же хочется избавиться от тьмы, и как же больно пробиваться к свету. Он обжигает, опаляет, слепит, но тьма пугает больше. Я открываю глаза.

Как же больно. Откуда эта гнетущая боль?

Где я? Я лежу. Я чувствую руками пастель, я в чистой пастели. Она укутывает меня своей теплой заботой. Я открываю глаза, я могу открыть глаза!

Вокруг меня люди. Я чувствую их заботу, ненавязчивую и неподдельную,» – безудержный мыслительный поток рвется из глубины сознания отца Лазаря.

Вдруг из света появляется женское лицо, склоняется над ним. Она шевелит красивыми губами, видимо, говорит ему что-то. Он улыбается, давая знать, что видит ее, но не слышит. Она говорит громче:

– Вы можете себя назвать?

Взгляд человека сосредоточивается на этом милом женском лице, которое отражает искреннее желание услышать ответ.

– Да, слава Богу, – неожиданно для себя произносит он и перекрещивается. – Я священник, иерей… – губы его то и дело слипаются, – Лазарь, настоятель сельского прихода в Димитрицах.

– Выпейте воды, – предлагает женщина.

После того, как он присаживается и выпивает воды, она продолжает:

– Вы знаете, где находитесь?

Он оглядывается глазами вокруг.

– Очевидно – в больнице.

– Хорошо. А почему вы здесь, знаете?

– У меня болит голова, я ушиб голову… не помню как.

– Что Вы помните последнее?

Он снова уже более пристально всматривается в сидевшую рядом женщину, задававшую ему вопросы. У нее располагающая внешность, прямые волосы до плеч, тонкие брови, короткий чуть вздернутый нос, тонкие губы. На ней строгий костюм с юбкой чуть ниже колен. На нее накинут белый халат, как будто точно по размеру. Всё чинно подогнано без видимых изъянов. Лишь глаза, в них виднеется еле уловимая усталость, которую женщина умело скрывает за лёгкой улыбкой.

– Позвольте Вас спросить: а Вы кем будет? – настораживается он, удивившись вопросу.

– Я следователь Екатерина Стрельцова.

– Очень приятно. Следователь? Я совершил что-то ужасное? – ещё более настораживается священник.

– Нет, скорее с вами случилось что-то ужасное. Вас нашли на заброшенном складе с травмой головы, – сообщает она быстро, но как-то ненавязчиво, даже с некоторой обреченностью. – Так что вы помните о вчерашнем дне? – спрашивает она и переводит взгляд на свои наручные часы.

– Я встретил на улице своего бывшего соседа, и он повез меня куда-то… – отвечает он и тоже любуется ее изящными часами, обнимающими ремешком ее тонкую руку.

Она переводит взгляд на священника и их взгляды встречаются:

– Куда не помните?

Внутренний голос подсказывает ему, что она куда-то торопится. Он говорит быстрее и чётче:

– Я приехал в город, чтобы… ах да, чтобы побывать в мастерской, мне нужно было забрать оттуда заказ и оплатить. Слава Богу, сосед меня решил подвести.

– Так вы приехали с деньгами?

Священник как бы задумывается, вспоминая: взял он с собой деньги или нет. Его глаза бегают в поисках этого воспоминания внутри себя. Он вспоминает руки дьякона, который помогал собираться в дорогу, как он протягивал деньги, чтобы передать их отцу Лазарю. Священник точно припоминает этот момент: он взял деньги и положил в карман куртки, которую одел поверх всего.

Он решительно смотрит на следователя и говорит: