руки хищные жадно хватают,
быль и сказку живую ломают,
дом за домом, квартал за кварталом…
Мало сил отстоять и оспорить
нашу память, наследство, историю.
Отвернулись. Махнули: пуща – ай…
И прощай!
Прощай, мой Якуцкъ,
деревянный Якутск,
Дьокуускай!
Знакомые улицы, окна и лица,
город – калека, город – провинция,
город властями верховными списанный,
город любимый,
последний,
единственный!

15 апреля, 1992 г., г. Якутск

Рассказ

Золото

В субботу утром я проснулся от громкого стука в дверь.

Черти вас носят! Это в самый смачный момент заявились, когда я с Мерилин Монро купался голышом в голубом бассейне… Под пальмами! Заколебался я: подняться или дальше спать… с прекрасной Мерилин? Стук в дверь, однако, не прекращался, будто знали, что я дома и не тороплюсь открывать. Петров что ли с бутылкой? А может, это Светка?

Вскочил и, на ходу заправляя штаны, ринулся к двери. А рожа моя (заметил в зеркале) была ужасная: пятна, глаза припухли, волосы всклочены… Но ничего не оставалось как повернуть ручку замка.

На пороге стоял почтальон. Он протянул мне телеграмму и, даже не попросив расписаться, тут же быстренько удалился. Исчез. Я слегка удивился такому «отвороту», но зная повадки наших почтарей, не придал тому особого значения. Но откуда телеграмма? Посмотрим, посмотрим… Что это? Читаю: «Приходите немедленно Шавкунова забирать добро тчк ваша бывшая родственница Старостина». Какое добро? Какая – такая Старостина, да еще «бывшая родственница»?

Я долго не мог врубиться, понять толком… И меня ли это касается вообще? Но адрес, имя и фамилия на телеграмме были точно мои – все совпадало. Странная, однако, штучка получается… Да-а.

Потом на кухне, опохмеляясь рюмкой «Агдама», я вдруг вспомнил: Шавкунова, 86, где живет… А-а! Так это же Агриппина Тарасовна! Это бабушка моей первой жены, которую я не видел уже лет десять, а то и более. И, кажется, она действительно была Старостина… Да, Старостина! И еще припомнил: «дочь пеледуйского ямщика». Понятно. «Что это она, старая, совсем что ли рехнулась?» – подумал я и бросил телеграмму в помойное ведро. На ф… мне все это?

Так вот сижу на кухне, курю, смотрю с тоской в окно на город: густой январский туман проглотил все ближние дома. Холодно, градусов эдак минус пятьдесят будет, однако. Муть кругом голубая! Спать больше не хочется. Что же мне делать сегодня? Опять к Петрову пойти? Опять лакать до уср… этот вонючий «вермуть»? Ну его к черту!

Пожевал на кухне, выпил чайку и завалился на диван. Нашел в тумбе старый номер «Огонька», где Никита с Фиделем в обнимку стоят – два друга до гроба. Потом надоела вся эта политика, и я стал листать – читать рассказы Горького, дошел до «Старухи Изергиль» и… вспомнил тут Агриппину Тарасовну. Старуха все – таки не отступала со своим загадочным «добром». Что же это, елки, такое?.. Интересно.

Я пошел снова на кухню, прикончил там остаток вчерашнего «Агдама», закусил капустой. А может, мне все – таки… Чувствую, вино несколько разогрело, подбодрило меня, и перед глазами всплыли картины прошлых лет. Я вспомнил сухое, морщинистое лицо Ольгиной бабушки, ее водянистые глаза с прищуром, седые пряди волос… Вспомнил ее странные выходки. Больше всего Агриппина Тарасовна боялась в собственном доме воров. У нее жили квартиранты, тихие, вполне интеллигентные люди (кажется, учителя), но ей, старой, все мерещилось, что кто – то войдет в ее комнату и утащит все добро. По этой причине она тщательно заклеивала полосками толстой бумаги крышки ящиков, чемоданов, задвижки комода и даже дверцу… холодильника, куда лазила на дню по десять раз. И каждый раз заново клеила!