С кино, как и с тем ножом, все было далеко не просто. Чтобы попасть на единственный дневной детский сеанс, надо было отстоять огромную очередь из таких же, а то и много старше Кирилла и Игоря, мальчишек и девчонок. Сначала в кассу, а затем и в зрительный зал на втором этаже, куда вела узенькая лестница с хлипкими перилами. На билетах, стоивших десять копеек, не было указано ни ряда, ни места, и тот, кто первым влетал в зал, тот и занимал лучшие места. Легко представить, что творилось, когда орава подростков штурмовала сначала кассу, а затем и готовую рухнуть в любую минуту деревянную лестницу. Слезы обиды и изрядно помятые бока были постоянными спутниками малышни, стремившейся вместе со всеми, во что бы то ни стало, попасть на заветный сеанс.

Но тем радостнее было само попадание в зал. Наградой за смелость служили старенький экран и громко стрекотавший проектор, дарившие всем, невзирая на возраст, невиданные и еще очень долго вспоминаемые и коллективно обсуждаемые впечатления.

Из кинофильмов, увиденных в тот год, Кирилл запомнил «Красных дьяволят», «Ленина в Октябре» и «Ленина в 18-м году», а также «Детство» Горького – фильм, врезавшийся в память прежде всего сценой порки мальчика, заставившей сердечко Кирилла больно сжаться от сочувствия и страха. Запомнившиеся кадры из кино потом неоднократно снились: то меньшевик, в котелке и костюме, стреляющий из браунинга в большевика в кожанке; то Ленин, горячо ораторствующий на трибуне; то перепоясанные пулеметными лентами матросы, бегущие с винтовками наперевес. Снились и бесстрашные, неуловимые «дьяволята», и дед Алеши Пешкова с прутом в руке, приказывающий ему, Кириллу, спустить штаны и лечь на лавку. Просыпаясь в холодном поту, он обмирал от страха, но, сообразив, что это был лишь сон, засыпал с облегчением.

В начале лета Кирилл вновь оказался в городе на Березине, в гостях у бабушки и дедушки. Отвезла его мама, пообещав, что в августе они приедут уже вместе с папой и, погостив немного, увезут домой. А первого сентября, как и все семилетние дети, он наконец-то пойдет в школу.

Уже знакомый город встретил их душным зноем. Сад и огород – запахом цветов и невиданно большими помидорными кустами. А бабушка и дедушка – полной миской невероятно вкусного сливочного мороженого и большой картонной коробкой бракованных вафельных стаканчиков, принесенных дедушкой со своей работы. Но главное – его узнал Джульбарс. Приветливо залаяв и натянув до предела цепь, он извернулся и лизнул Кирилла прямо в нос. Обняв Джульбарса и поцеловав, Кирилл едва не разрыдался от счастья, совсем не принимая во внимание отчаянные крики взрослых, требовавших сейчас же отойти от сидящей на цепи собаки.

Однако в доме произошли большие изменения. Ту комнату, в которой прошлым летом спал Кирилл, сейчас снимали две молодые девушки, только что закончившие педучилище и собиравшиеся осенью пойти работать в школу. Кириллу это поначалу очень не понравилось, но Стася и Анюта – так звали девушек, – откровенно робевшие перед его мамой, тем не менее шепнули Кириллу, что, если он будет послушным, они возьмут его купаться на Березину.

Услышав это, Кирилл буквально задохнулся от восторга. В их городке не было ни озера, ни даже маленькой речушки, и он только в прошлом году впервые в своей жизни увидел настоящие большие реки. И то лишь мельком, из окна вагона пассажирского поезда, переезжавшего те реки по гулким, узорчатым железнодорожным мостам. А потому Кирилл, как, впрочем, и соседские мальчишки, плавать не умел и научиться этому только мечтал, читая в книжках про моря и океаны.