– Что мы оставим детям? – продолжал Василий. – Буржуазную демократию? Так прав был Ленин, вся она прогнившая насквозь. А до настоящей демократии нам идти и идти. Что молчите, Кирилл?

– Да думаю я, думаю. И у меня вопросов больше, чем ответов. Ну почему у нас в стране законы не работают? То ли законы не те и не на ту почву посажены, то ли люди у нас особые? Не такие, как в Европе. Там ведь украсть – стыдно, а у нас – доблестно. Там наворованное – прячут, а у нас напоказ выставляют. И нет на них управы. А что до Сталина, то я не знаю, что сказать. Слишком двойственная, неоднозначная фигура. Да, как сказал все тот же Черчилль: «Взял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой!» Но ведь миллионы сгноил в лагерях!

– Погодите, Аркадьич, – Виталий, позабыв про уговор, вдруг вспомнил отчество Кирилла: – Я в ПТУ насмотрелся такого, что – к гадалке не ходи – лагеря по новой строить надо! Наркоманов на улице оставлять нельзя. Я поглядел бы, как запел тот умник, что поливает грязью прошлое, если б у него наркоманы ребенка зарезали. Небось, задумался бы, что с беспризорниками делать! Да только у него ребенок в Англии или еще где. А у самого охрана из мордоворотов. Ему-то что! А нам как быть?

– Вот-вот, – позабыв про закуску, вклинился в беседу Василий, – я ведь все время езжу и тоже наблюдаю кое-что. Милиция совсем озверела. Не говорю уж о ГАИ. Люди их боятся больше, чем бандитов. А почему, спрашивается? А потому, что власти нет! Мне президент с экрана говорит, что всю страну коррупция разъела. Так не мне говорить это надо, а прокурору! И сажать!

– Мужчины, вы чего? Охолонитесь! – растерянно посмотрев на троих разгоряченных собеседников, Виктория подняла рюмку и сказала: – Ведь мы про счастье собирались говорить, а вы в политику ударились. Так и до приступа недалеко. Давайте выпьем, что у нас осталось, и кофейку попросим. Как вы, Кирилл Аркадьич, предлагали? С горячими сливками? Ну же!

Пристыженные мужчины виновато подняли рюмки, чокнулись с Викторией и, выпив все до дна, расхохотались.

– Ну, дети малые, ей богу! – Виктория с победным видом оглядела своих спутников и, тихо рассмеявшись, заявила: – Так я во всем и виновата – завела волынку. Телевизор смотреть меньше надо!

Но окончательно угомонить мужчин Виктории не удалось. Чуть снизив тон и градус обсуждения, они опять вернулись к больной теме:

– Так счастье в том и состоит, чтобы исполнить все желания! Разве не так, Кирилл Аркадьич? – Виталий, посмотрев в стакан, нахмурился: – Эх, выпить бы как следует! Тут без бутылки не понять – как дальше жить? А детям что сказать? Хотя им не до нас, у них свои заботы. И Сталин им, и Ленин – как Барклай-де-Толли. Что Вторая мировая, что война 1812-го! Что Горбачев, что Ельцин там с Шушкевичем и Кравчуком. Они и знать не знают, как страну делили. В Беловежской пуще. Как вспомню – так мурашки по спине ползут!

– Да ладно, не переживайте! – Кирилл позвал официантку, заказал всем кофе и примирительно добавил: – Что для страны каких-то двадцать лет? Ничто, мгновение. Все утрясется, я уверен. Вон в Англии с какого века существует суд? Ага, с шестнадцатого! А у нас в России крепостное право только в девятнадцатом исчезло. Что ж мы хотим? Быстро только у кошек получается.

– А что, империи разваливаются только для того, чтобы потом воскреснуть, – Василий хохотнул, откинулся на стуле и мечтательно подвел итог беседе: – Вот бы дожить до того дня, когда Евросоюз развалится, а наш, – ну, не советский, пусть по-иному назовут, но все ж союз – воскреснет!

На этом истинно российском пожелании – у соседа горит дом, а нам приятно – их посиделка завершилась. Расплатившись и одевшись, они дружно пошли в санаторий, где их вскоре ждал ужин, телевизор и отход ко сну.