Однако противники обвинили Филиппа в том, что он нарушил присягу своему племяннику и выдвинули своего кандидата и как короля Германии, и как опекуна Фридриха. Им оказался Оттон Брауншвейгский. Филипп обратился за помощью к королю Франции – и началась 10-летняя свара… Но опять смерть внесла свою лепту – умер король Ричард, поддерживавший Оттона. Казалось, виден конец междоусобице, но неожиданно вмешался Иннокентий – на стороне Оттона. Представители Филиппа говорили папе:

– Ваше святейшество, Вы – опекун Фридриха, законного наследника престола, а Филипп – его дядя. Он не обидит племянника!

– Допустим, племянника он не обидит, а вот меня?

Послы растерялись: на этот счет у них полномочий не было. Филиппу нечего было предложить понтифику…

– Оттон предложил папе Равенну, Анкону, Тоскану и Сполето, – доложили послы, вернувшись в Германию.

– Вот мерзкий торгаш! – взорвался Филипп. – Так он свое опекунство понимает!

Иннокентию донесли о неосторожных словах Филиппа, и тот отлучил его от церкви. Впрочем, в калейдоскопе событий этого почти никто не заметил… Или почти не заметил. За пару лет на сторону Филиппа перешли не только многие феодалы, но и священство, включая архиепископа Кельна.

– Так, глядишь, дело до раскола дойдет, – раздумывал папа. – А такая выгодная междоусобица была… С другой стороны, вроде негоже переходить теперь на сторону Филиппа. Надо бы их помирить…

Отлучение с Филиппа он снял, но и этого, похоже, никто не заметил. Помирить противников явно не удавалось. Правда, и на этом папа не прогадал.

Энрико присутствовал на переговорах папы и посланников Филиппа и с огромным интересом наблюдал за происходящим. Это был бесценный опыт!

– Поскольку Оттон явно потерял преимущество, рассчитывать на обещанные им земли Вам уже не приходится, – говорили послы. – Эти земли теперь принадлежат королю Филиппу.

– Ну, положим, принадлежат – это громко сказано, их надо не только захватить, но и удержать. Для этого нужна сильная рука, причем здесь, поблизости.

– И Вы знаете такую руку? – спросили посланники, и Энрико понял, что предыдущая их фраза была «домашней заготовкой». У папы загорелись глаза: такой вопрос означал готовность к торгу.

– Найти можно…, – сказал он. – Вот, например, мой брат Рикардо – очень способный на это человек.

– Да, это так. Но не может же король просто так подарить ему Тоскану, Анкону и Сполето…

– Зачем просто так? Неужели у вашего короля не найдется лишней дочери, которой можно было бы дать приданное?

Энрико поразился тогда, как молниеносно Иннокентий среагировал – как кот при виде очень вкусной мышки…

Сейчас же он думал о том, что не стоило королю Филиппу нарушать свои принципы и вступать в торги. Эта злосчастная беседа стоила ему жизни. На свадьбе своей племянницы с братом Папы он был заколот отвергнутым предыдущим женихом родственницы. Той самой…

Спустя год Энрико снова ехал в Мессину, но на этот раз на свадьбу. Он был очень доволен собой. Пожалуй, это была его первый серьезный успех как дипломата.

– Ваше величество, – говорил он год назад королю Сицилии и племяннику Филиппа, передавая ему буллу понтифика, – этим документом Его Святейшество признает Вас совершеннолетним.

– И что мне это дает?

Энрико не знал, как объяснить мальчику все дипломатические тонкости этого решения, поэтому ответил просто:

– Вы можете жениться, – на самом деле, не «может», а «должен». Папа прекрасно понимал, что его 13-летний воспитанник, обладавший незаурядным умом и непростым характером, к тому же сирота, не готов должным образом управлять королевством, и решил женить его на взрослой опытной женщине, богатой сильной родней. Но говорить это прямо Фридриху не стоило: он вполне мог взорваться и отказаться от брака.