Он приехал в Новочеркасск вечером 14 ноября, поселился в гостинице весьма известной – «Центральная». Постояльцы – именитое донское офицерство. Плохо. Мог привлечь к себе излишнее внимание. Подвел комиссионер, который подхватил его на вокзале. Был усталым. Хотелось поскорей определиться с жильем. О Манукове в день приезда никого расспрашивать не стал. Поступил правильно. На следующее утро тот сам пришел к нему в номер. Оказалось, тоже живет в «Центральной». Войдя, объявил:

– Поздравляю. Сито вы проскочили.

Сразу отправились завтракать в гостиничный ресторан. По дороге, а потом и за столиком, беседовали.

– …Ну и как Таганрог?

– На бульварах публика. Спокойное море.

– Погода?

– Одет был по-летнему.

– В миссии вас долго исповедовали?

– Час, пожалуй.

О чем Шорохов там говорил, с кем, Мануков спрашивать не стал. Рассказ о Чиликине выслушал до конца, не выражая особого интереса. Правда, и сам-то он говорил безразличным тоном. Начал с объяснения, что встретился с этим человеком случайно, в его дом пришел по приглашению, о смысле которого козловский издатель-редактор заранее ничего ему не сказал. Так было проще всего избежать возможного упрека в попытке «перехватить» ту злополучную опись, дела теперь прошлого.

– Попытки в этом разобраться, вы так и не предприняли? – спросил Мануков.

– Стрельба, пожар. Могли сказать, что убил его я.

– Но, погодите… Была слежка. Как тот человек выглядел?

– На бульваре, считаю, это была женщина. В кофейне и на улице – мужчина.

– Приметы?

– Бритый, среднего роста, худой. Серый пиджак, сапоги, галифе.

– Сутулый? Грудь колесом? Походка?

– Пока человек сидит, этого не заметишь. Когда где-то за тобой тянется, тоже.

– Козловского деятеля жаль, – после некоторого молчания произнес Мануков.

Улыбка слегка раздвинула его губы. Знак немалого волнения, как знал Шорохов.

А тот взглянул на карманные часы:

– Теперь главное, ради чего я пришел. Вам предстоит свидание с одной персоной. Замечу: не только в миссии, но и перед ней я за вас поручился. В том смысле, что вы не трусливы, притом достаточно осторожны, и как бы сказать? С большим душевным здоровьем. Не брезгливы в самом широком смысле. Не знаю, все ли вы поняли из того, что я сейчас сказал.

– Почему же? Вроде бы хвалите… И куда мы пойдем?

– В место вполне вам знакомое. В Управление снабжений штаба Донской армии. И, во-первых, это будет визит к лицу значительному. Во-вторых, ради нашей с вами общей пользы имейте в виду: от меня у этого лица каких-либо секретов нет. В-третьих, возможные ваши выгоды от взаимоотношений с этим лицом, надеюсь, будут значительны. Говорю о выгодах материальных. И, наконец, последнее. Позавчера состоялось мое венчание с Евдокией Фотиевной Варенцовой.

– Боже мой! – воскликнул Шорохов. – Рад безмерно. С Фотием Фомичом у меня были самые дружеские отношения.

– Знаю. Он даже пытался вас за нее посватать.

– Когда это было! Да и что! Застольные разговоры. Еще до того, как вы стали бывать в их доме.

– И это я знаю. Но просьба: при встрече с Евдокией Фотиевной ни слова о том, как ее отец умер. Я за многое в прошлом вам благодарен. Помню. Сейчас Евдокия Фотиевна нуждается в вашей поддержке.

– Конечно… это конечно, – повторял Шорохов. – Я понимаю… Конечно…

Значительным лицом, о котором говорил Мануков, оказался ресторанный приятель Чиликина Трофим Тимофеевич Ликашин. Следовательно, Мануков наверняка знал: в делах, связанных с Чиликиным, Шорохов его обманывает.

И еще об одном подумал Шорохов. То, что произошло в Таганроге, Манукова заинтересовало чрезвычайно. Выдала не только улыбка. Едва представив его Ликашину, он сразу и несвойственно ему торопливо ушел. Почему?..