Однако радость от того, что она теперь умеет кататься на большом велосипеде, да еще и на раме была ни с чем несравнима и превыше всего! Она была счастлива, что теперь-то Анька с Толькой не будут, наконец, ее донимать за то, что она не умеет ездить, потому как сами они еще в Атбасаре научились кататься на тети Грушином дамском велосипеде. И еще она для себя навсегда усвоила, что без труда, и на самом деле, не выловишь ни рыбку из пруда, ни, вообще, ни чему не научишься.

Вскоре отец устроился на работу в совхоз шофером на бортовую машину ГАЗ-69, на которой возил рабочих, затем перешел в строительно-монтажное управление водителем самосвала. А спустя пару месяцев после их переезда на работу устроилась и мама. И работала она сначала разнорабочей, а затем дозировщицей на асфальтно-бетонном заводе.

Их первая зима на Юге, хоть и не шла ни в какие сравнения с суровой атбасарской, щедрой на метели и лютую стужу, но тянулась невероятно медленно, ибо была весьма голодной и оттого унылой. А все потому, что переезд семьи состоялся в средине осени, и урожай того года, по понятным причинам, им не достался, и они были вынуждены обходиться без каких-либо заготовок овощей да фруктов. Зато почти всю зиму выручала их, конечно же, атбасарская картошка. Правда, ближе к весне из-за отсутствия погреба треть картошки сгнила, но они мужественно пережили и этот кризис.

В магазин, днем – за хлебом, а вечером – в ларек за молоком теперь ходила Олька; по пути она проходила мимо детского сада, и ей всякий раз хотелось оказаться среди, как ей казалось, хорошо одетых, беззаботно играющих в песочнице, ухоженных и счастливых детей «богатых буржуев»…

Всякий раз на этом месте она, замедлив ход, останавливалась, и всякий раз ее неудержимо тянуло проникнуть внутрь этого, такого недосягаемого заведения, где (а она была в этом абсолютно уверена), было прохладно, чисто, уютно, много игрушек и вкусной еды. А вечером ей так же, как они, хотелось радостно бежать навстречу пришедшей за ней мамой… Сквозь щель в дощатом заборе она часто наблюдала, как из кухни, которая находилась в противоположном углу территории детского сада, две женщины в белых халатах несли сначала огромную кастрюлю с надписью «первое», потом возвращались за кастрюлей поменьше, с надписью «второе». И всякий раз за ними тянулся шлейф невиданных, невероятных до головокружения, пленяющих запахов… Потом женщины снова возвращались, и одна из них уже несла огромный алюминиевый разнос, накрытый белоснежной марлей, вероятно, с хлебом или выпечкой, а другая – либо два больших чайника, либо один бидон с надписью «компот» или «молоко»…

Проходя мимо школы, она хотела поскорее вырасти, чтобы ходить с бантиками в школьной форме, в новых, приятно пахнущих сандалиях и, конечно же, с портфелем в руках. Поравнявшись с совхозной конторой, она мечтала стать ее директором, потому как о наличии других должностей в этом заведении она, конечно, не ведала. Ну а добравшись до магазина, она уже «забирала» из детского сада своих, как минимум пятерых детей, которые все без исключения были непременно в белых панамках, гольфиках, а две или три ее дочки (с точным количеством которых она пока не определилась) – с белоснежными пышными бантами. Потом она заходила с детьми в магазин, и покупала каждому по банке «сгущенки», потому что, хотя сгущенку она пока что и не пробовала, но касательно того, что это – самое вкусное лакомство на свете, сомнений у нее, в общем-то, не возникало.

Поскольку и в Калинине хлеб в магазин привозили не регулярно, ей, как, разумеется, и другим людям, приходилось терпеливо ожидать, пока повозка с хлебом, с запряженным в нее гнедым жеребцом Карасиком, у которого были невероятно умные, но почему-то всегда печальные глаза, появится на горизонте. На козлах сидел бессменный и незаменимый дед Тыркун с прокуренными густыми и большими, как у таракана, усами. Иногда он не приезжал вообще, и очередь в таких случаях, будучи в неведении, строила всевозможные догадки: речь заходила и о сломавшейся районной пекарне, и об отключенной там электроэнергии, и о внезапно заболевшем деде Тыркуне, и о каком-то недоразумении с Карасиком. После чего, так и не дождавшись хлеба, люди с пустыми котомками и понурыми лицами расходились по домам. Зато, на следующий день, едва только завидев повозку, очередники радостно оживлялись, и выстраивалась в ровную линию еще до разгрузки хлеба.