В это утро Харрингтон Брэнд лишь ненадолго заскочил в консульство, в состоянии растущего напряжения пробыл там около часа и, нервно дрожа, заторопился домой, чтобы успеть на ланч с гостем. Теперь, по завершении тягостной трапезы, за которой профессор доложил об осмотре, мужчины сидели в столовой, куда им подали кофе.

– Значит, у вас не осталось сомнений? – прервал затянувшееся молчание консул, задумчиво помешивая кофе.

– Ни малейших! – Профессор с довольным видом отхлебнул из своей чашки. – Перекладывание комплекса вины на другого вполне типично… И то, как его сломило противостояние Магдалины.

Бледный лоб Брэнда свело судорогой.

– Надеюсь, испытание было не слишком суровым для моего мальчика.

– Друг мой, что значат несколько детских слезинок, кратковременное страдание, когда на карту поставлено главное!

– Он больше не страдает? – Брэнд опять попытался найти облегчение беспокойству, пронизавшему его до мозга костей.

– Скорее всего, он крепко спит… Обычная реакция на успешный катарсис… Но вам в любом случае не стоит к нему заходить. Одиночество, возможность поразмышлять – это основная составляющая моего лечения. Повторяю, эти аномальные тенденции, которые, как видно, уже глубоко проросли, нужно искоренить любой ценой.

Консул скомкал под столом салфетку в тугой шар и, не глядя на Галеви, сказал:

– А Хосе?

Профессор, вздрогнув, опустил чашку.

– Утром я тщательно его допросил. Ловок мерзавец! – Поколебавшись, он добавил: – Я знаю, как вы к нему относитесь, друг мой, но что мы можем сделать? Вы не можете подать на него в суд, не причинив огромного вреда Николасу и себе. Одна только огласка… Нет, это немыслимо.

– Нужно что-то делать. – Брэнд угрожающе выплевывал слова, втянув голову в плечи.

– Наберитесь терпения. Дайте парню волю, и он сам себя погубит. Когда я перед обедом говорил с Гарсиа, тот – совершенно случайно – упомянул, что в последнее время из его комнаты пропадали небольшие суммы денег. Гарсиа не слишком распространялся – он для этого слишком сдержан, но я был достаточно проницателен, чтобы понять, что он подозревает в воровстве Хосе.

– Что? – глухо спросил консул, погруженный в горькие раздумья, постепенно смысл слов Галеви дошел до него, и он резко выпрямился, ввалившиеся глаза заблестели. – У Гарсиа украли деньги?.. Этим надо заняться безотлагательно!

И, не дожидаясь ответа Галеви, он позвонил в маленький серебряный колокольчик, стоящий перед ним на столе. Последовала продолжительная пауза. Затем, застегивая на ходу белую куртку и поспешно дожевывая пищу, появился дворецкий.

– Простите, сеньор, – сказал он, – я думал, вы закончили. Мы с Магдалиной…

– Да, Гарсиа, понимаю, – перебил его консул. – Я сожалею, что прервал ваш ланч. Но до моего сведения только что дошло дело чрезвычайной важности. Верно ли, что у вас недавно пропали некоторые суммы денег?

– Пропали, сеньор? – Гарсиа позволил себе вольность слегка пожать плечами. – Из запертого ящика деньги сами собой не пропадают.

– Ах вот как? Значит, их украли?

– Без всякого сомнения, сеньор. Замок был умело вскрыт.

Консул порывисто вздохнул, не веря такой удаче:

– И вы так спокойно об этом говорите.

Гарсиа снова пожал плечами с несколько презрительным выражением:

– Там было немного, сеньор. В общей сложности было украдено тридцать-сорок песо. Моя жизненная философия не позволяет считать это бедой. Более того, мне приходилось жить в больших домах, таких как дом де Аоста, где я вынужден был общаться с нечестными коллегами. Но все же… – Он помолчал, непроницаемые на бесстрастной маске глаза смотрели на консула не мигая. – Но все же, сеньор, я неспокоен.