– Sí, mi alma[12].

Мы пошли искать свою каюту, и носильщик багажа двинулся вслед за нами с нашими чемоданами.

В течение двух суток я не видела на корабле того странного незнакомца. На третий же день я едва не наткнулась на него, выйдя из своей каюты. Он поприветствовал меня, коснувшись пальцами шляпы, и прошествовал мимо, ни разу больше не обернувшись. От мужчины исходил какой-то очень знакомый запах, но что это было, я так и не поняла. Я решила было сказать о незнакомце Кристобалю, но к тому времени, как мой муж вышел из каюты и запер дверь, человек уже скрылся за углом.

Когда мы шли на ужин, от одного из корабельных салонов до нас донеслось мелодичное звучание аккордеона и бубна. Через внутреннее окошко я различила там выступление цирка-кабаре.

– Ой, давай тоже туда пойдем! – стала упрашивать я мужа. – У них, наверное, будет фокусник!

– Пури, у меня сейчас серьезный прорыв в работе. Давай просто поужинаем и вернемся к себе в каюту.

Но я буквально повисла на его руке:

– Пожалуйста! Ну, хоть один разочек!

И я потащила Кристобаля на его упрямых негнущихся ногах в салон-гостиную.

Труппа состояла из троих мужчин в ярко-красном облачении. Один, щеголяя длинными завитыми усами и цилиндром, разъезжал на одноколесном велосипеде. От холодного воздуха, дующего из открытой двери, черный плащ на нем широко развевался. Другой артист – арлекин – ходил между зрителями на ходулях, внушая благоговейный трепет сидевшим там детям, поскольку несколько раз притворялся над ними, будто вот-вот потеряет равновесие и рухнет. У третьего была аккуратная испанская бородка, и он определенно являлся гвоздем программы. В течение последующих пятнадцати минут он глотал ножи и огненные шары, после чего представил зрителям следующую артистку, «Марину Великую» – жилистую женщину с тугой кичкой на затылке, которой предстояло ходить по канату.

Склонившись к моему уху, Кристобаль прошептал:

– Послушай, я что-то уже больше не голоден. Можешь пойти на ужин одна, а когда поешь, вернешься к нам в каюту.

– Но ведь сегодня будут танцы!

Сердито осматривая все вокруг, Кристобаль взял меня за локоть и вывел из салона.

– Я и так уже угробил на это целых двадцать минут!

– Ты двадцать минут угробил? Вот, значит, как, по-твоему, называется проводить со мною время?!

– Ты сама же предложила, чтобы во время поездки я писал роман.

– Да, но ты что, только этим и собираешься теперь заниматься, Кристобаль? Денно и нощно писать свой роман? Ты даже ничего почти не ешь, а если и питаешься, то в постоянной спешке. Я, считай, все путешествие предоставлена самой себе.

Он лишь пожал плечами.

– Что же поделать, если на меня снизошло вдохновение!

– Вот только я тебя не вдохновляю. Ты не прикасался ко мне с тех самых пор, как…

Дамочка в норковом манто с любопытством посмотрела на нас.

Кристобаль кашлянул, щеки у него густо зарумянились.

– Не думаю, что это лучшее место для подобных разговоров.

Поблизости прохаживались еще две пары. И мне неважно было, что они услышат. На самом деле может, так оно и лучше. Возможно, их присутствие как раз побудит Кристобаля остаться – по крайней мере, чтобы избежать публичной ссоры. К тому же я так устала постоянно увиливать от некоторых тем, боясь доставить ему неловкость. А еще меня возмущало то, что он никогда даже не заикался о моем последнем выкидыше – уже третьем на данный момент, – как будто бы этого не произошло, как будто бы этого неродившегося дитя вовсе не существовало.

– Я и так уже исполняю твою затею. Разве не так?

Насчет этого было не поспорить. Именно я настояла на том, чтобы мы распродали все, что имелось у нас в Испании, включая и любимую мою «шоколадницу», и чтобы Кристобаль отправился со мною в Эквадор, дабы я могла заявить свои права на наследство – во что бы это в итоге ни вылилось. Я привлекла все имевшиеся в моем арсенале аргументы: и что Европа разорена войной, и что наше заведение стремительно теряет доходы, и – последний мой убедительный довод – что это путешествие явится для него идеальной возможностью написать наконец роман, о котором он грезил чуть ли не всю жизнь.