– Солнце регулирует движение небесных тел с математической точностью, год за годом, век за веком. Его дети научились у него управлять судьбой своего народа. Существует место для каждого человека, и каждый человек всегда должен находиться на своем месте. И все работает.

– Угу. Вижу, что все работает, хотя многие не больно счастливы оттого, как все устроено. – Испанец пожал плечами. – Впрочем, я здесь не затем, чтобы критиковать или заниматься политикой, я всего лишь знакомлюсь с обстановкой. – Он махнул рукой в сторону озера. – Попробуем переправиться?

– Как?

– Поищем лодку.

– Только рыбаки могут пересекать озеро. Только они обладают необходимыми познаниями и разрешениями.

Алонсо де Молина фыркнул, явно выказывая этим свою досаду.

– Послушай, Чабча Пуси, курака Акомайо!.. – воскликнул он. – Мне уже порядком осточертели все эти правила… Чтобы переплыть озеро, нам нужна только лодка; что до познаний и разрешений, то мы займемся ими потом… Идет?

Инка, по-видимому, смирился.

– Ладно, – нехотя согласился он.

Где-то через час они обнаружили лодку, лежавшую на берегу в месте впадения небольшой речушки, однако, когда инка собрался в нее залезть, Алонсо де Молина жестом его остановил:

– Куда это ты? – поинтересовался он. – Что это такое?

– Да лодка же! – нетерпеливо ответил тот. – Разве ты не этого хотел?

– Лодка? – изумился андалузец. – Это всего-навсего куча плохо связанного тростника. В моей стране лодки строят из дерева.

– Откуда, по-твоему, мы его здесь возьмем?.. Во всей округе нет ни одного дерева ближе, чем в десяти днях пути. Здесь лодки строят из тростника. Тотора – самый необходимый тростник на свете: из него строят жилища и лодки, он также идет на растопку и в пищу… На Титикаке, самом большом на свете озере, где Виракоча создал солнце и луну, все вертится вокруг тоторы. Тотора – это жизнь.

– Она может быть всем, чем тебе угодно, только я не стану переплывать озеро на какой-то копне, – угрюмо возразил Молина. – Впечатление такое, что она в любой момент набухнет и потонет, как кусок намокшего хлеба.

– Если Богу угодно, чтобы что-то потонуло, оно и потонет, а если ему угодно, чтобы что-то плавало, оно будет плавать. Виракоча приказал камню погрузиться на дно, а тростнику – оставаться на поверхности, и так оно и происходит… Залезай!

Испанец повиновался скрипя зубами и при этом язвительно добавил:

– А что, если кто-то плывет-плывет да вдруг тонет?

– Значит, он перестал полагаться на Божьи законы и Бог его наказал.

Инка уже успел отвязать лодку, и она заскользила по воде, толкаемая легким потоком речушки, так что не прошло и несколько секунд, как они оказались метрах в ста от тростника.

Только тогда Алонсо де Молина обратил внимание на то, что судно не располагает рулем и на борту что-то не видно ничего похожего на весла.

– И как же этой штукой управлять? – растерянно спросил он.

Его спутник обернулся и хмуро взглянул на него:

– Я думал, ты знаешь, как это делается, – едко заметил он.

– При условии, если есть чем. Как это делают рыбаки?

– Когда они находится близко от берега, используют шест, а когда далеко – парус.

– Ну так здесь нет ни шеста, ни паруса.

Они долго глядели друг на друга, а плот уплывал все дальше и дальше в глубь озера, которое было как огромное голубое зеркало, отражающее снежные вершины высоких гор, и лучи находившегося в зените солнца, падая отвесно, прожигали мозг.

Испанец невольно улыбнулся, вспомнив Писарро.

– Хотелось бы мне посмотреть на капитана Писарро в таком вот положении. У него никогда не было чувства юмора. Он бы упрекал Небо за свою горькую судьбу и просил бы провидение объяснить причину подобной жестокости.