Анька была старинной подружкой Марины, еще со школьных лет; в отличие от остальных одноклассниц, она никогда над Марной не издевалась и не считала ее не кривлякой, ни дурочкой.

- Ну чего, чего, - ворковала Алька в трубку своим хрипловатым голосом наседки, слушая Маринин вой, - чего ревешь? Все, все, успокаивайся! Ну жалко, но что поделать?

- Приходи-и-и, - провыла, как пароходный гудок, Марина.

- Прямо сейчас? – усомнилась Анька. – А твои битюги орать не будут? Они же вечером тебя порвут на ветошь.

Что за люди Маринины родители, Анька тоже знала. Видела, как те относятся к дочери; слышала, как они ее распекают. Поэтому то, что санкции последуют обязательно, не вызывало у нее никаких сомнений.

Услышав сомнение в голосе подруги, Марина вдруг перестала плакать, и совершенно спокойно и даже с гордостью ответила:

- Ань, а я не дома… Точнее, нет, я как раз дома. Я у бабушки; эта квартира теперь моя. Завещание.

На миг Анька даже захлебнулась восторгом от этих новостей.

- Крас-сава бабуля! – выдохнула она, наконец, когда способность говорить членораздельно вернулась к ней. – Сделала таки битюгам козью морду! Слушай, ну эту бабулю помянуть стоит! Она прям сделала мой вечер! Жди меня, и я приду!

К приходу Аньки на столике на кухне уже стояло нехитрое угощение и недорогое вино. Анька тоже явилась не с пустыми руками; стаскивая сапоги, она с порога помахала бутылкой мартини и пакетом с фруктами:

- Такую бабулю поминать только мартини! – безапелляционно произнесла она, стряхивая с плеч куртку. - Ну, рассказывай, чего там у тебя? Как битюги пережили, что квартирка теперь твоя?

То ли от алкоголя, толи от усталости, или наоборот - от сброшенного с души груза, - но Марина ничего не стала скрывать, рассказала как есть, как повела себя у нотариуса, и о противной злобе матери, которая была уверена, что Марина не справится – тоже рассказала. В глубине души ей было стыдно и противно от этой победы, но Анька, заедая мартини куском дешевого сыра, отсалютовала ей кружкой, в которой был налит алкоголь.

- Во-о-о! – одобрительно выкрикнула она. – Вот! Ведь можешь же! Ай, маладца! Раньше надо было битюгов строить. С ними только так, гавканьем и покусами! И не ссы, справишься ты, это все временные трудности, с работой-то. Почему, кстати, битюг, - подразумевая отца Марины, спросила Анька, - не помог тебе с трудоустройством? Он же с администрацией города на короткой ноге? Попросил бы кого…

Марина, пригубив свою чашку с мартини, устало поморщилась:

- Ты же знаешь его позицию. «Всего добивайся сама». Вот и весь его ответ.

- Вот козлина, - ругнулась Анька. – Ну, работала б ты сама, не он же! Карьеру строила б сама! Да им просто нравилось, что в доме есть человек, на которого можно лайку спустить. Знаю я таких; им просто живется лучше, если гадость сделали. Слу-ушай, - протянула Анька вдруг, - а у тебя как с испанским?

Марина пожала плечами.

- Как у меня с испанским, - протянула она. – Диплом защитила, говорю, перевожу…

- Сервантеса в оригинале, да, - язвительно поддержала Анька. – И полы моешь!

- А что делать, - слабо возразила Марина, - работать где-то надо.

- Где-то! – передразнила Анька. – Ну не туалеты же скрести! А вот я щас папке позвоню, - Анька выудила из кармана штанов телефон, принялась тыкать пальцем в яркий экран. – Что-то он такое говорил о переводчике, знаешь, как в том фильме: «Был у нас толмач. Ему переводить, а он лыка не вяжет. Ну, мы его в кипятке и сварили».

Отец Аньки работал в какой-то солидной фирме.

Марине было нестерпимо завидно, когда она смотрела на Аньку. Нельзя было сказать, что родители ее чрезмерно баловали, но… да, баловали. Анька, как Марина, не мечтала о новом пальто и не дырявых сапогах. Она просто шла и покупала, а отец оплачивал все хотелки. Жила Анька тоже, как и Марина, с родителями, и не потому, что жить ей было негде, а потому, что ее квартиру, купленную ей родителями давным-давно, кажется, на окончание девятого класса, она сдавала – ну, а что? Пока семьи нет, можно и сдавать.