Но затем мне пришла в голову не менее пугающая мысль: что, если я вообразила весь этот кошмар, а на самом деле этого не происходило? Я подумала об инциденте с чеком, когда на меня нашло какое-то умопомрачение. Может быть, и сейчас у меня наблюдается подобное нарушение, еще более серьезное? Необходимо взять себя в руки.

Я вытерла рот носовым платком, сполоснула лицо холодной водой и посмотрела на себя в зеркало. Видок был еще тот. Моя бледная кожа приобрела какой-то неестественный оттенок, как у привидения, голубые глаза налились кровью, прическа вконец растрепалась. Я как могла привела себя в порядок и пощипала щеки, чтобы они хоть немного покраснели. На улице я не сразу пришла в себя. После разговора с Кёрсом – реального или воображаемого – я сначала не могла сориентироваться, наподобие размагнитившегося компаса. Я пошла по Гросвенор-Гарденс, миновала здание, всегда напоминавшее мне о Париже, и пересекла Гросвенор-Плейс, направляясь в сторону «Форума». Я все еще чувствовала слабость и тошноту, но заставляла себя идти вперед.

Около станции «Гайд-Парк-Корнер» я на миг остановилась, достала из своей большой сумки носовой платок и прижала его ко рту. Чистый запах свежевыстиранной и накрахмаленной материи заставил меня вспомнить об Эшфилде и о моей матери. Я словно опять стала ребенком, чувствующим себя в безопасности рядом с ней. Уж лучше бы Кёрс столкнул меня под поезд – я снова была бы с мамой…

Осознание чудовищной реальности общения с Кёрсом пронзило меня, как быстродействующий яд. Я покачнулась и хотела ухватиться за несуществующую опору. На глазах выступили слезы, из груди вырвалось рыдание. Мимо меня проходили люди, но я не решалась встретиться с ними взглядом. Я испугалась, что схожу с ума.

– Простите, может быть, я могу чем-то помочь? – прозвучал мужской голос. Произношение было четким и отрывистым, как у человека из высшего общества, но смягчалось доброжелательностью тона.

Смахнув слезы, я увидела высокого мужчину с правильными чертами лица. Зачесанные назад русые волосы открывали высокий лоб. На нем были дорогие туфли, добротный черный костюм. Рядом с мужчиной стояла хорошенькая блондинка намного моложе его, тоненькая, как тростинка. Оба смотрели на меня.

– Ох, простите, что-то попало мне в глаз, и я на миг словно ослепла, – объяснила я. – Но теперь уже все в порядке.

– Да, это очень неприятно, – сказала девушка. – Хотите, я проверю, не осталась ли соринка в глазу?

– Благодарю вас, уверена, что нет. – Я хотела идти дальше, но ноги не слушались, и, едва не упав, я прислонилась к ограде Букингемского дворца.

Девушка обеспокоенно взглянула на своего спутника – может быть, это был ее брат? – и поддержала меня со словами:

– Позвольте помочь вам.

– Не хочется отнимать у вас время, – ответила я. – Не знаю, что на меня нашло. Я направляюсь к «Форуму», это недалеко.

– Мы проводим вас, – сказал мужчина.

– Нет-нет, я не могу доставлять вам столько беспокойства.

– Никакого беспокойства, – возразила девушка. – Простите, мы не представились. Меня зовут Уна Кроу, а это мой друг Джон Дэвисон.

Когда я назвала свое имя, в умных серых глазах Дэвисона вспыхнуло любопытство.

– Неужели вы знаменитая писательница?

– Да, писательница, но не знаменитая.

Он сказал, что прочитал по рекомендации одного из коллег, некоего Хартфорда, «Убийство Роджера Экройда» и получил огромное удовольствие. В обычной обстановке это прозвучало бы очень мило и я с радостью выслушала бы его мнение о книге, но недавняя похвала ей со стороны Кёрса оставила неприятный осадок.

– Не могу представить, что ты не читала этот роман, Уна, – обратился он к девушке. – Он просто великолепен. И совершенно неожиданный конец. Но не буду больше рассказывать, чтобы не испортить тебе впечатление. Однако вот что мне хотелось бы узнать о романе…