Существует и другое противоречие: противоборство между двумя видами страсти, а именно архаических, иррациональных регрессивных страстей, противостоящих другим страстям личности. Я для лучшего понимания постараюсь уточнить, что под архаическими страстями понимаю выраженную деструктивность, сильную фиксацию на матери и чрезвычайный нарциссизм.
Под сильной фиксацией я понимаю то, что можно назвать симбиотической фиксацией или, в терминах Фрейда, прегенитальной фиксацией на матери. Я имею в виду глубокую фиксацию, целью которой является на самом деле возвращение в материнское чрево или даже в смерть. Хотел бы напомнить, что сам Фрейд в своих поздних работах утверждал, что недооценивал значение прегенитальной фиксации. Подчеркивая генитальную фиксацию, он тем самым недооценивал проблему девочки. Если для мальчика обоснованным является предположение, что все начинается с эротической генитальной фиксации на матери, для девочки это не имеет места. Фрейд видел, что существует значительная прегенитальная фиксация, другими словами, не сексуальная в строгом смысле слова, а фиксация на матери, присущая и мальчикам, и девочкам, которой он не уделял достаточного внимания в своих работах. Однако это замечание Фрейда оказалось потерянным в психоаналитической литературе, и когда аналитики говорят об эдиповой фазе и об эдиповом комплексе, они обычно рассуждают в терминах генитальной, а не прегенитальной фиксации и привязанности к матери.
Под деструктивностью я понимаю не ту деструктивность, которая в первую – и даже не во вторую – очередь носит защитный характер, например, ревность, – а ту, где собственно целью является желание уничтожать. Я называю такую деструктивность некрофилией (см. E. Fromm, The Heart of Man. Its Genius for Good and Evil, 1964a, где рассматривается проблема источников этой действительно серьезной патологии).
[Злокачественными страстями являются сильная фиксация на матери, некрофилическая деструктивность и чрезвычайный нарциссизм] – злокачественными, потому что они связаны и служат причиной тяжелой болезни. Противостоят злокачественным страстям противоположные человеческие страсти: любовь, интерес к миру – все, что называется Эросом, интерес не только к людям, но и к природе, к реальности, удовольствие от мышления, интерес к искусству.
Сегодня стало модным говорить о том, что́ последователи Фрейда называют функциями эго; это представляется мне жалким отступлением, открытием Америки, после того как она уже много лет открыта, потому что никто, кроме ортодоксов-фрейдистов, никогда не сомневался в том, что разум обладает многими функциями, не являющимися результатом инстинктов в сексуальном смысле. Я полагаю, что этот новый упор на эго есть некоторый отход от того, что было самой ценной частью взглядов Фрейда, а именно сосредоточенности на страстях. Хотя сила эго является в некотором смысле значимой концепцией, эго, по сути, служит осуществлению страстей – или злокачественных, или доброкачественных. Характер страстей, движущих человеком, определяет все значимое в нем, его действия, его личность. Вот пример: все зависит от того, испытывает ли человек страстный интерес к смерти, разрушению, всему неживому, что я называю некрофилией, или ко всему живому, что я называю биофилией. И то и другое – страсти, и то и другое – не логические построения, ни то ни другое не является частью эго. Они есть часть личности, а не функции эго.
Таков результат предлагаемого мной пересмотра теории Фрейда: главная проблема заключается не в борьбе эго со страстями, а в борьбе одного вида страстей с другим.