Желая спрятаться от шумной вечеринки, Алиона поднялась в библиотеку. Но не успела она открыть дверь, как прямо на нее выскочил Марк. Глаза бешеные, щеки пылают алым. Заметив сестру, он резко закрыл за собой дверь и рявкнул:

– Что ты тут делаешь?!

Алиона объяснила, что хотела почитать, и попыталась обойти его. Но Марк больно схватил ее за плечо и потащил прочь. Таким разъяренным она видела спокойного, рассудительного старшего брата очень редко.

– Там Гроус! – выплюнул он, словно это должно было все объяснить.

– Ну… ничего страшного, – она попыталась высвободиться. – Не думаю, что он помешает моему чтению…

– Нет! – рыкнул Марк, глядя ей прямо в лицо. – Ты к нему не пойдешь, он…

Алиона видела, что у брата на языке вертелись крайне неприличные ругательства, но, осознав, кто перед ним, он сдержанно завершил:

– Вор! Он украл…

– Украл? – ахнула Алиона. – Что?

– Кое-что… кое-что очень дорогое.

Алиона перестала сопротивляться, и Марк сумел увести ее через коридор к широкой мраморной лестнице.

– Только не твои часы! – выдохнула она, зная, как он дорожил подарком отца на совершеннолетие.

– Лучше бы их, – выплюнул тогда Марк.

Брат отказался рассказывать взрослым и ей велел молчать. Алиона тоже скоро рассудила, что подвергать осуждению всего света один раз оступившегося молодого человека, потерявшего обоих родителей, было бы слишком сурово. Так и не узнав, что именно похитил Гроус, Алиона просто хорошо запомнила: от этого человека можно ждать чего угодно. Он способен даже на кражу.

Когда прозвучала реплика Гроуса о том, что ему нужна Алиона, отец и братья начали долгий спор. Гроус молчал, и спор получался в каком-то смысле односторонним. Хотя молчал он настойчиво, даже агрессивно, поэтому все равно создавалось ощущение, будто выступали обе стороны. Так или иначе, с четверть часа Ламарины убеждали всех присутствующих, что Алиона не станет участвовать в краже, тем более под руководством Гроуса. Алиона слушала тихо, пытаясь из сердитых фраз и разъяренно выплюнутых аргументов понять контекст. Она хоть и не участвовала в собраниях Совета, но была осведомлена о ситуации, в которой оказалась Фентерра: Данни, будучи лишь годом старше нее, охотно делился с сестрой всем, что знал сам.

Наконец, когда ситуация прояснилась, Алиона встала и веско произнесла:

– Я понимаю вашу обеспокоенность, но не в привычке Ламаринов прятаться в тени, когда нужно сделать шаг вперед. Не в привычке Ламаринов отсиживаться, когда нужно действовать. Я в деле.

Ей показалось, что Гроус самодовольно хмыкнул, но сказать наверняка она бы не смогла: черты его лица были таковы, что он неизменно выглядел самодовольно, а не по возрасту глубокие складки у рта навсегда оставили печать насмешки.

Мужчины семьи Ламарин поспорили еще немного – теперь с ней. Но, как бы они ни заботились о двух своих женщинах, если Алиона или ее мать что-то решали, отец и братья быстро оставляли попытки их переубедить.

И вот теперь Алиона в сопровождении Данни пришла в дом Гроуса, чтобы обсудить детали.

Оказавшись с напарником лицом к лицу, она засомневалась в правильности сделанного выбора. Спасение страны – спасением, но этот человек действительно вызывал тревогу.

Сейчас Гроус одним лишь волшебством держал папку приклеенной к месту, не позволяя Алионе взять ее. Игнорируя сердитые взгляды, он сказал:

– Это изучите позже. Я же пригласил вас, чтобы объяснить некоторые аспекты той работы, которая нас ожидает.

 Они находились в кабинете. Сдержанная холодность интерьера, которую дарили синие стены, окна без гардин и абстрактные скульптуры из стали, будто отражала эмоциональную скупость хозяина.