– Это немыслимо… Бред какой-то…

– Сумма большая, но на этом рынке такое не редкость. Район очень высоко ценится.

– Вы считаете, мне надо согласиться?

– Не обязательно. Но мне уже не терпится выставить дом на продажу. Он может уйти и за бо́льшую сумму.

– А что будет с мамиными вещами?

– Послушайте, Оливия, – мягко сказала Нэнси. – Мы можем показывать дом потенциальным покупателям даже с вещами. И, скорее всего, нам так и придется поступить. Потому что его купят в ту же минуту, как только мы объявим продажу. Но почему бы вам не перевезти вещи в хорошее хранилище с надежной системой климат-контроля? Там они точно будут в безопасности, и вы сможете разобрать их не спеша, на досуге.

Я почувствовала себя истощенной, даже опустошенной.

– Возможно…

– Решать вам. Я не желаю вас подгонять. И, честно говоря, этот лот уйдет по высокой цене независимо от того, когда мы выставим его на торги.

Три миллиона долларов. Три миллиона двести тысяч долларов. Это сумма, способная изменить всю твою жизнь! Как выигрыш в лотерею!

В ушах вдруг прозвучал рассудительный голос мамы: «Надо быть практичной, дорогая!» Мама так часто повторяла эти слова, что они прочно засели в моей голове. Маме хотелось бы, чтобы я заключила эту сделку. Чтобы у меня появились возможности, которые приносят человеку деньги.

– Хорошо, выставляйте дом на продажу, – сказала я. – Но вам придется выделить маминой галерее несколько дней, чтобы они могли вывезти оттуда ее картины и рисунки. До этого ничего не предпринимайте.

– Ладно. Хотите, чтобы я это организовала?

– Нет, я сама.

– Договорились. Буду ждать вашу команду.

– И вот еще что, Нэнси, – замялась я. – Мне не хотелось бы, чтобы вы обсуждали все это с Грантом. Контактируйте напрямую со мной.

– Нет проблем. Вы – хозяйка.

Нажав «Отбой», я поискала нужные мне номера. За двадцать минут я договорилась об упаковке, перевозке и складировании всех работ мамы в хранилище галереи. В безопасном месте от…

Гм-м… От Гранта! Он всегда проявлял алчный интерес к ее картинам, мечтал повесить их в нашей квартире. Некоторые работы оценивались очень высоко, и, возможно, я бы их продала. Но не сейчас… Когда-нибудь потом…

Внезапно мне вспомнился триптих, созданный мамой. Три огромные картины с изображением леса – такие многоплановые и многослойные и с таким множеством деталей, что нужно было долго и пристально всматриваться, чтобы разглядеть, что скрывалось за первым, вторым, третьим слоем… А что, если в этих картинах мама «зашифровала» какие-то тайны? Я снова позвонила в галерею и попросила выслать мне их репродукции наряду с самыми старыми мамиными рисунками. Это было только подозрение, интуитивная догадка. Но как знать? Может, мне удалось бы разгадать ее тайны и собрать из них паззл, если бы я изучила эти работы сквозь призму новых знаний – той информации, что я узнала здесь?

Я выглянула из окна на край соломенной крыши, подсвеченной уличным фонарем. Голова окончательно пошла кругом. «А что же будет дальше?»

Через три дня я, наконец-то, встретилась с Джонатаном Хавером. Сами эти дни протекли спокойно, что мне несомненно пошло во благо. Я написала два эссе для «Яйца и курицы». Одно из них я посвятила М. Ф. К. Фишеру и поеданию простой пищи в одиночестве, другое – более углубленное и подробное, с тщательным анализов нюансов – рагу с олениной.

А еще я отправила владельцу журнала – человеку, уполномоченному вершить мою судьбу – следующее послание: